«В основном наши клиентки — это приезжие. Речь идет как о миграции в Россию, так и из региона в регион, — объясняет Татьяна, заводя машину. В приюте она ведет занятия, на которых рассказывает мамам, как обращаться с новорожденным. — Родив, многие из них сообщают руководству больницы, что хотят отказаться от ребенка. Мы работаем с несколькими роддомами — когда происходит отказ, врачи звонят нам, и наш психолог выезжает, если женщина согласна с ним побеседовать. Психолог разговаривает с женщиной, ищет возможности. И если ей действительно некуда выйти, рассказывает о «Теплом Доме». Наша цель — дать матери передышку, помочь ей сохранить ребенка, тем самым предотвращая социальное сиротство», — продолжает психолог.
В «Теплый Дом» берут практически всех, кроме женщин, зависимых от алкоголя или наркотиков — в приюте нет нарколога. Тех же, кто туда попадает, можно разделить на несколько категорий. Во-первых, это те, кто боится ехать домой, зная, что родители попросту не примут ребенка, прижитого вне брака. «Мы стараемся сделать абсолютно все возможное, чтобы наладить связь с родственниками, если они есть. И часто это удается. Иногда проходит до полутора лет, прежде чем дедушка и бабушка смиряются с тем, что внук не рассосется», — объясняет Татьяна.
Другая группа — потерявшие документы. «Когда женщина одна, такие проблемы кажутся ей абсолютно непреодолимыми, она даже не может купить билет на поезд и вернуться к себе домой. Наши юристы разъясняют, как получить новый паспорт. Все проблемы с документами нам удается решить», — продолжает психолог.
Самая сложная группа — это женщины, у которых никого в этом мире не осталось. Поступая в «Теплый Дом», каждая женщина вместе с сотрудниками приюта разрабатывает пошаговый план по выходу из критической ситуации, в которой она оказалась. Главная цель плана — определиться, куда женщина пойдет после приюта. Кто-то пытается наладить отношения с родственниками, кто-то пробует устроиться на работу и вместе с товаркой снять квартиру, но действовать согласно плану обязана каждая. Это одно из главных правил.
Мы подъезжаем к крепкому кирпичному забору, за которым стоит такой же крепкий дом. Это и есть «Теплый Дом» — один из проектов благотворительной организации «Волонтеры в помощь детям сиротам». Снимать помещение, оплачивать коммунальные платежи, а также покупать еду и все необходимые вещи для мам и малышей фонду удается с помощью пожертвований. В основном, деньги дают представители среднего класса — кто по тысяче, кто по две — так набирается необходимая сумма.
На кухне нас ждут несколько женщин. Беременная брюнетка моет посуду, по телевизору в беззвучном режиме идут очередные тайны следствия с Анной Ковальчук. Рядом с передвижным радиатором стоит пара колясок — в них лежат малыши. Всего в приюте сейчас пятеро подопечных.
С моим приходом разговор на кухне прерывается и повисает неловкая пауза, но администратор Настя Салмина подбадривает меня: «Это же девчонки, им хочется поговорить, просто выговориться, в конце концов».
День в приюте протекает стандартно — уход за ребенком, прогулки с ним, походы в поликлинику. По очереди каждая дежурит на кухне и делает уборку. Обстановка царит вполне дружелюбная, все друг дружке помогают. Как объясняет мне одна из женщин: «Больше некому нам помочь. Не хватало, чтоб в такой аховой ситуации мы еще между собой ругались».
Катя (20 лет) и Данила (17 дней)*
«Когда я узнала, что беременна, сначала хотела сделать аборт, потом искусственные роды. Но по медицинским показаниям врачи не согласились», — начинает свой рассказ Катя. Она очень маленького роста, хоть и сложена довольно плотно. «Когда я была на последних месяцах, ходила как пингвин», — смеется женщина.
У нее на руках закутанный в пестрое одеяло спит маленький Данила. «Родился он раньше срока, 2.700 всего весил, но потом стал вес набирать. Родители мои очень на меня давили, хотели, чтоб после родов я сразу сдала ребенка в приют, да только я уперлась и оставила его себе», — лицо Кати расплывается в улыбке.
Пять лет назад она вместе с родителями приехала в Москву из Казахстана. Кроме нее, в семье трое детей — старший брат 22 лет, а также младшие брат и сестра, которые родились уже в столице. В съемной двушке жили по трое в комнате. Катя выучилась в колледже на библиотекаря. «В одной компании я познакомилась с парнем, сейчас ему 19. Он ухаживал за мной, стали встречаться. Потом он сел. Я ездила к нему на свиданки, там мы Данилку и сделали, — продолжает Катя. — Своему другу я рассказала о том, что он будет отцом. Он повел себя странно — сначала говорил, мол, откуда мне знать — может ты на воле его от кого-то нагуляла. А потом начал обещать, что как только выйдет, будет заботиться о нас. Потом еще несколько раз менял свое мнение. Не хочу я с ним быть, совсем ему не верю».
Данила просыпается и улыбается матери. «Когда я его впервые увидела, сразу поняла, что он похож на своего отца. Когда он увидит сына, хоть не будет меня обвинять, что нагуляла. Я очень счастлива, что не отдала сыночка в детский дом — он теперь для меня самая большая радость», — продолжает она.
Катя начинает кормить сына грудью и продолжает: «У меня врожденные проблемы со щитовидкой. Врачи вообще удивлялись, что я смогла выносить и родить. Возможно, что рожать я больше вообще не смогу… Я недавно познакомилась в интернете с парнем, в одном мобильном приложении для знакомств, мы стали общаться. Я ему рассказала, что у меня есть новорожденный сын — думала, это отпугнет его, но он наоборот сказал, что хочет сына. Мы созванивалась, он сказал, что хочет сюда ко мне приехать — посмотреть на меня и на Данилку. Говорит, что хочет в будущем заботиться о нас. Он рабочий, еще учится где-то. Мои родители сейчас не хотят меня принимать. В квартире нашей съемной и так места нет. Говорят, что рожать без мужа — это позор. Да им забот и со своими мелкими хватает».
Лика (30 лет) и Настя (7 месяцев)
«Некоторые девочки здесь в доме мечтают отсюда выйти прямо замуж», — улыбается Лика, хрупкая девушка, одетая в не по размеру большой свитер. «А вы хотели бы?» — спрашиваю ее я. «Ну что вы, мне уже тридцать лет и я видела слишком много страшных вещей в этой жизни», — голос женщины звучит тихо и безэмоционально. Мы сидим на кровати, а между нами лежит маленькая Настя и время от времени с любопытством крутит головой, чтобы посмотреть на меня или на маму.
«Один раз я уже была замужем. Мой муж, Олег, воплощал в себе все то, о чем мечтает любая девушка — нежный, заботливый, с ним я была как за каменной стеной, он решал любые вопросы. Мы были вполне состоятельной парой — я работала маркетологом, он шел вверх по карьерной лестнице — целенаправленно менял компании, хотел в конечном итоге работать в международной корпорации. Мы часто ездили отдыхать за границу. Но в один момент он изменился до неузнаваемости — до меня доходили слухи, что у него кто-то появился на стороне, в нашей жизни наступила черная полоса — пошли постоянные скандалы, муж начал меня бить. Расходились мы мучительно, несколько раз съезжались и разъезжались. Но в итоге в 2007 году развелись. У нас была квартира — мы ее продали, а вырученные деньги поделили пополам. Так получилось, что вскоре у меня эти деньги украли. Мои родители давно умерли, других близких родственников у меня не было. Я осталась на улице одна без денег».
Настя тянется на руки к матери. «С Олегом у нас детей не было, он был очень увлечен карьерой, — продолжает Лика. — Когда разошлись, я сказала ему, что мечтаю родить ребенка, чтобы после меня осталось что-то в этом мире».
После развода Лике пришлось бомжевать. «Я просила милостыню на паперти, побиралась. Как и все бомжи, пила водку. Когда ты в мороз оказываешься на улице — другого выхода нет. Мысли только о том, где бы погреться», — говорит она. Иногда удавалось пристроиться в ночлежку для бомжей на Иловайской улице, но туда, по словам Лики, неохотно пускают молодых, отдавая предпочтение инвалидам и старикам.
«Положение женщины и мужчины на улице — это две разные вещи, — продолжает Лика. — Остаться одной — это очень, очень страшно. Это полностью ломает женскую психику. Я до сих пор удивляюсь, что выжила. Пару раз меня подбирали врачи, отвозили в больницу — там удавалось отлежаться несколько дней. Полтора года назад я узнала, что у меня ВИЧ. Есть ли ВИЧ у Насти? Не знаю, надеюсь, что нет — когда я рожала, делали кесарево сечение».
Однажды Лике посоветовали сдаться в психиатрическую больницу, чтобы пожить там некоторое время. «Там мне поставили диагноз «шизофрения», потом, правда, сняли. Там лежали в основном бабушки и дедушки, впавшие в глубокое детство — одна пожилая дама рассказывала всем, что на выходных к ней придет папа и принесет тортик. Но никто, понятное дело, никогда не приходил».
Про отца своего ребенка Лика говорит мало и неохотно: «Он молдаванин, у него своя семья и дети. О какой-то любви между нами речи нет. О Насте он не знает, и не узнает никогда — я не хочу ему говорить, все равно помощи ждать не приходится. Вообще, о том, что я беременна, я сама узнала довольно поздно — до последнего не верила, даже когда живот стал большим — думала, что пополнела, скоро все пройдет само собой».
Что делать после выхода из приюта, Лика пока не знает. Женщина берет на руки свою маленькую дочку: «Куда мы с тобой пойдем, ребенок? Что с нами будет, скажи?» Маленькая Настя только гукает в ответ. «Я так хочу, чтобы моя дочь училась в престижной школе, знала несколько языков как мама, занималась спортом и ездила за границу, — продолжает Лика. — Но каков реальный шанс?»
Кристина (26 лет) и Коля (5 месяцев)
«О приюте «Теплый Дом» я впервые услышала на ранних месяцах беременности — это был, кажется, какой-то телерепортаж. Но тогда я не могла и предположить, что сама окажусь там. Мы снимали вместе с парнем квартиру, оба работали и собирались пожениться. Но беременность протекала трудно — на втором месяце меня положили на сохранение, я почти не выходила из больницы до самых родов», — женщина берет на руки своего мальчика и целует его.
«Когда я была на шестом, человек, которого я считала своим будущим мужем «соскочил» — сказал мне, что он не готов быть отцом и главой семьи, потом ушел от меня. Но мысли о том, чтобы отказаться от ребенка у меня не было никогда, это же мой сын, — говорит Кристина и крепче прижимает к себе Колю. — Я работала модельером-конструктором в одной из московских фирм. С работы уволили. За квартиру стало нечем платить», — продолжает она и добавляет, что готова, если надо, устроиться уборщицей в детские ясли — только чтоб быть рядом с сыном.
Кристина приехала в Москву из Приднестровья. «Это в Москве считается, что женщина рожает для себя, но в традиционной патриархальной среде, из которой я вышла, женщина, родившая без мужа — это большой позор, — объясняет Кристина. — Моя мать сначала хотела поддержать меня, но отец запретил матери помогать мне. Сама я в приюте как раз пять месяцев, не знаю, получится ли наладить отношения с родственниками, но очень на это надеюсь».
*Все имена обитателей приюта изменены