После Тильзитского мира 1807 года с Францией Россия получила своеобразный «антракт». На некоторое время Наполеон перестал быть актуальной военной проблемой. Появилась возможность разобраться с насущными вопросами, до которых руки ранее не доходили. Одним из них была безопасность Петербурга, а значит, и обладание Финляндией.
Изначально командующим похода назначили генерала Федора Буксгевдена. Он был опытным военным, не хватавшим, впрочем, звезд с неба — в его биографии были как поражения, так и победы. Однако к началу кампании его репутация оказалась изрядно подмоченной из-за не слишком вдохновляющих успехов в войне с Наполеоном.
Началась война спокойно, даже рутинно — в феврале 1808 года русские войска пересекли границу. Гельсингфорс (ныне Хельсинки) был взят 1 марта лихо, с наскока. Казалось бы, все идет как по маслу. Но у шведов оставался оплот в Финляндии, который мог бы надолго связать наступающие армии, попить осаждающим крови и дать шведам возможность затянуть войну и добиться мира на некомфортных для русских условиях. Речь о Свеаборге.
Свеаборг — крепость на островах чуть к юго-востоку от Гельсингфорса. Эти форты и по сей день может осмотреть любой турист, и они довольно популярны в новом качестве. Но тогда, конечно, речь шла не о перспективах в качестве объекта наследия ЮНЕСКО.
Крепость защищал гарнизон в 7500 солдат (по меркам места и времени — очень серьезно) под командой адмирала Кронстедта, а сама она держала под огнем крупнейший город Финляндии. Взять Свеаборг с боя было бы очень тяжело.
Проблема заключалась в географическом положении крепости, находящейся на острове. Плыть к стенам на лодках под обстрелом крепостной артиллерии или идти по льду, рискуя свалиться в полынью, пробитую ядром, — занятие не для тех, кто боится людских потерь. Выдолбить в скалах позиции для осадных батарей тоже было проблемой. Шведы к тому же не испытывали никаких сантиментов по поводу судьбы города и бодро стреляли по самому Гельсингфорсу. Обстрел стен не причинял им особого ущерба. Денис Давыдов, присутствовавший при этом, ворчал по поводу «тощих канонад» — шведов удавалось разве что подразнить.
Дело шло к тому, что осаждать Свеаборг придется многие месяцы, а может, и всю войну. Тем более что войска требовались русским везде, и довольно долгое время вся осадная армия состояла из двухтысячного отряда Раевского, который не столько осаждал, сколько сторожил шведов.
Во-первых, осаждающие без устали посылали в крепость газеты с детальным перечислением своих успехов и неудач шведов. Снаружи гоняли немногочисленных солдат осадного корпуса, которые маневрировали вокруг Гельсингфорса, жгли костры и всячески психологически давили на шведов, изображая огромное войско. Кроме того, казаки развлекали гарнизон скачками на льду перед крепостью — шведы исправно обстреливали всадников, расходуя порох.
С дисциплиной у шведов вообще все было грустно — любое движение противника напротив крепости приводило к шквалу бесплодного огня. За время осады русские даже убедили шведов прекратить стрелять по Гельсингфорсу — и разместили в городе квартиры и склады, о чем шведы, кстати, прекрасно знали. Во время переговоров русские офицеры не уставали рассказывать о том, как плохо для шведов идет война и как скверно будет, если Свеаборг возьмут штурмом.
Словом, русская армия развернула целую кампанию по расшатыванию боевого духа гарнизона. Перебежчиков поили вином, одаривали и обращались демонстративно великодушно — зато не уставали напоминать шведам, что при стрельбе по Гельсингфорсу обыватели страдают под огнем и так делать не надо. Тем более что семьи шведских офицеров жили в самом Гельсингфорсе — многие уехали перед взятием города, но русские не только не препятствовали возвращению семей, но и поощряли его.
В какой-то момент Буксгевден решил, что противник достаточно деликатно придушен, и отправил в Гельсингфорс инженер-генерала Сухтелена с сыном, также офицером. Тот предложил Кронстедту сдать крепость. И, похоже, немало стимулировал шведских офицеров деньгами. На эти стимулы русские израсходовали десятки тысяч рублей, но кто откажется послать в бой золотого «гренадера» вместо живого!
Кронстедт собрал офицеров на военный совет по поводу вопроса о том, надо ли сдавать крепость. Пожалуй, сам факт такого совета уже говорит, что адмирал скорее старался распределить ответственность за предстоящее решение. Господа офицеры смотрели на Кронстедта с лицами кислыми, и только полковник Гутовский яростно возражал и требовал защищать крепость до конца. Впрочем, переубедили в итоге и его.
В итоге 3 мая 1809 года Свеаборг, имея запасы пороха, почти целые укрепления, массу пушек и 7500 солдат под ружьем, капитулировал. Шведы не стали сжигать ни корабли в гавани (русским досталось 110 разнообразных судов), ни 3 тыс. бочек пороха в подвалах, ни 340 тыс. ядер, бомб и гранат. Да и сама крепость перешла под контроль России в отличном состоянии.
Падение Свеаборга породило настоящее соревнование в изящной словесности. Кто-то называл событие «психологическою загадкою». Другие острили по поводу «золотой мины», взорвавшей стены. А Фаддей Булгарин, участвовавший в Финском походе, язвил, что «дело, хотя и неясное, но довольно понятное».
Кронстедт написал своему монарху Густаву IV обстоятельный рапорт, в котором расписывал несовершенство крепости, плохую выучку войск и нехватку боеприпасов. Однако в плену он решил, что король может не оценить силу его аргументов — и предусмотрительно принял русское подданство, после чего жил тихо и благополучно, получая пенсию от щедрот Петербурга.
Ну а России досталась крепость, которая оставалась опорой империи до 1917 года и отделения Финляндии. Конечно, на этакий штурм пришлось потратиться — зато мешок золота оказался весьма гуманным штурмовиком. Финляндия же приобрела на перспективу превосходный объект, который в итоге не оказался сметен пушечными залпами, а до сих пор радует и глаз туриста, и народное хозяйство страны Суоми.