Масленицу хочется сравнить с живым организмом или зверем, а более того — с ожившим чучелом. В то же время это праздник смерти, но при этом и победы жизни над смертью. Праздник нехристианский, но при этом ведь и связанный с Великим Постом, пусть и в сознании народа. И церковь тоже вроде не против.
Масленица, возможно, самый демократичный русский праздник. Всегда ее отмечали как-то по-своему: без разнарядки сверху, и стар и млад, и все слои русского общества, и крестьяне, и купцы. И помещики любили блин, и генерал, и царь.
В Советской России Масленицу уже формально не праздновали — вплоть до 1950-х годов, когда «по решению Исполкома Моссовета» ее решили возродить под названием «Русская Зима». Но все 70 советских лет отмечали все равно — так или иначе. По-домашнему, с блинами и водкой. Бывало, и в церковь ходили на Прощеное воскресение (если рядом была, что случалось нечасто). Что-то придумывалось, что-то притягивалось — в общем, с грехом пополам Масленица дошла до наших дней.
Наверное, многие помнят лубочную и клюквенную Масленицу из фильма «Сибирский цирюльник» — с blini, vodka, жующим стакан генералом, карликом-Наполеоном, катанием с гор, кулачным боем, медведем и переросшим в пожар фейерверком.
Этот образ из кино очень похож на то состояние, в котором Масленица находится и в наши дни. Люди стаскивают в кучу самые яркие ассоциации и образы, связанные с праздником, гуляют, а потом это все сжигают на костре. Начинаются весна и Великий Пост.
«Дни становились длинные»
Младшая сестра Марины Цветаевой Анастасия вспоминала, как встречали Масленицу в Москве в начале XX столетия:
«Гудели волны колокольного звона. Дни становились длинные. Пекли пироги с грибами. Масленица! Склон зимы, удлинившиеся дни, поздние закаты, сосульки, увесившие крыши особняков и старых московских домиков. Мучные лавки, и из форток запах блинов; запах саек на рынках — их нам никогда не покупали, это была чужая пленительная еда (как и сбитень, которого я за все детство свое не попробовала и рецепт коего — сколько ни добивалась потом у старых людей — так и остался мне тайной). Но блины пекли, и тогда мостками, от кухни в дом, накинув шаль, спешила горничная с горой блинов, воздушно и маслено отлипавших на столе друг от друга. Мы считали, сколько штук мы съедим, кто больше».
Цветаева вспоминает Москву их с сестрой детства — «трамваи как диковинка, медленные конки», извозчики в синих ватниках, медленное уличное движение, пешие снуют промеж коней и конных; кругом «вывески, крендели, калачи», на улицах — керосиновые фонари.
Главным символом сырной недели было не чучело Масленицы (сжигать человекоподобный символ зимы стали в советское время, до того жгли старую одежду), а все-таки блин. Блинами объедались напропалую, да и в целом стол ломился.
«Блин является то в виде легкого, воздушного, похожего на кружево печенья, которое можно скушать безнаказанно человеку с самым нежным организмом. То — жирным, сочным куском теста, которое может переварить лишь тот желудок, про который говорится, что он «топор сварит». А затем блины совершенствуются изобретательностью хозяек, поваров и кухарок до такой степени, что становятся положительно не похожими на своего прародителя, каким может считаться русский гречневый блин».
Из воспоминаний писателя Алексея Пазухина
Приправляли же блины не только зернистой и паюсной икрой, янтарной семгой, «удивительными маслами и сметаной» — эти добавки казались искушенным гурманам и гастрономам слишком обычными. «Мало такому гастроному и так называемых припеков в виде яиц, снетков, груздей, лука и т.д.».
В 1912 году «на московских семи холмах раскинулась веселая, разгульная, разудалая баба-Масленица», передавала «Московская газета». В весьма экстравагантной заметке некоего г-на Пилота под названием «Кодакомъ» (то есть — снято будто на фотоаппарат) описывался «широкий, разгульный русский карнавал»:
Столичный воздух пропитался блинной опарой, в Охотном ряду «разграбили» всю икру, сметану и масло; наступил Бенефис мамона! Москва в эти дни буквально «обжирается», показывая всему миру необъятно-вместительные желудки. На Москве — дым коромыслом <...> Блины истребляются в количестве необыкновенном.
При этом в той же заметке Пилот едко замечает, что после Масленицы радоваться будут доктора и аптекари — видимо, потому что желудки и кишечники многих горожан запросят помощи после обильных возлияний и яств.
Даже несмотря на витающий в московском воздухе обжорно-спиртной дух — даже детям в иных семьях наливали в воду немного вина, — Москва была удивительно весела и красива.
Примечательно, что название дней масленичной недели — наподобие «тещиных вечерок» — это советское изобретение 1930-х годов, рассказывала РИА Новости фольклорист Екатерина Дорохова.
Пьяная неделя
Да, на Масленицу много пили. Люди выбирались расслабиться и покрасоваться. В 1903 году корреспондент газеты «Русский голос» описывал народные масленичные гулянья на Девичьем поле, в Хамовниках:
Широкая масленица в полном разгаре. Стоит гул голосов, многотысячной толпой переходящей от балагана к балагану, с каруселей на французско-русские горы. Публика в большинстве серая: солдаты, мастеровые, их жены и дети.
В 1909 году журналисты «Голоса Москвы» жаловались, что устраиваемые в городском манеже масленичные гулянья имели программу «значительно слабее», чем на Рождество. «Среди манежа, вместо прежнего корабля, в котором помещался военный оркестр, устроена цветочная корзина», — гласит заметка.
По боковым стенам московского манежа — декорация, на которой нарисовано катанье с горок, езда на тройке, фантазия на тему Масленицы в деревне. На сцене устроили представление — все, как и в наши дни.
«На открытой сцене дивертисмент подобран специально для простой масленичной публики: клоуны, гимнасты, капеллы. На большой сцене, где на рождественских праздниках давалась оперетка, идет какое-то специально написанное балаганное обозрение «Широкая масленица». В нем нет ни смысла, ни остроумия», — писал «Голос Москвы». Публика была недовольна и «бранилась», а представление, по данным газетчиков, не имело ни малейшего успеха.
Праздновали Масленицу в дореволюционной Москве, как уже было сказано, все слои общества. В том числе и на знаменитом Хитровом рынке, злачном месте, где собирались наиболее бедные или опустившиеся жители города, а также жулики и воры.
В 1912 году газета «Копейка» опубликовала очерк «На дне» с описанием этой маргинальной стороны Масленицы:
«Обычное на Хитровом рынке пьянство и дебоширство приняло на текущей масляной неделе необычайный даже для дна характер. В течение нескольких дней во всех многочисленных хитровских квартирах, дворах, чайных, харчевнях и пивных нельзя было встретить, исключая чинов полиции, ни одного, хотя приблизительно трезвого человека. Маленькие дети не составляли исключения. Над обширной Хитровской площадью круглые сутки стоит невообразимый гам, издали похожий на шум моря».
Театр всему голова
Главным событием масленичной недели был театр. Неважно, балаганное ли это было представление или балет в Большом. Дело было еще и в том, что масленичная седмица была последней неделей театрального сезона — потом начинался Великий Пост, и спектакли особо не пользовались популярностью.
Неуклонно, год за годом, исполнял традицию посещать на Масленицу театральные представления последний русский император Николай II. В 1894 году, «чтобы отпраздновать начало масляницы, наследник престола поехал в балет — шла «Пахита», которую танцевала М. Кшесинская». В том же году (за несколько месяцев до того, как стать государем) Николай Александрович посещал на масленичной неделе костюмированный бал у графа Шереметева.
«Меж кадрилями в бальный зал «вошло шествие с медведями, запряженными в сани, — аллегория масляницы; сзади шел хор, который пел под аккомпанемент оркестра, игравшего на хорах», — записал он в дневнике. Есть версия, что дневник был поддельным; и даже если это вымысел, то образ все равно крайне характерный для того времени.
В 1897-м Николай «ездил кутить по театрам, как полагается на маслянице; видел в первый раз балет «Синяя борода». И в 1912-м император с дочерьми — Ольгой, Татьяной, Марией и Анастасией — поехал «в балет по случаю масляницы — шла милая «Спящая красавица».
Большой популярностью в народе пользовались балаганные представления. Например, в годы Англо-бурской войны публика обожала пиесу о боевых действиях. «Буры» пускали под откос блиндированный английский поезд, шли в штыковую и изничтожали «англичан». На Девичьем поле показывали в одном из увеселительных балаганов картину «Севастопольская оборона».
Спектакль-балаган из русско-турецкой войны показывали и на Пресне — вместе с Девичьем полем и Манежем это было третье главное место народных гуляний.
Мелкие чиновники, представители свободных профессий — журналисты, юристы, врачи и архитекторы, учителя, музыканты, актеры и инженеры — часто ехали справлять Масленицу в любимые рестораны. Там их ждали представления — русский хор, французские шансонетки, фокусники и экзотические танцы.
На улицах — дымные и чадящие палатки с французскими вафлями и кипящие балаганчики с берлинскими пышками по копейке. Торговали жареным в постном масле тестом крепкие калужские мужички. Покупали же «берлинское» лакомство в основном дети и подростки, но и многим взрослым нравилось сочетание цены и товара.
На площадях во время гуляний выставляли свой товар и букинисты, продававшие «макулатуру по американской системе — любая книга 5–20 копеек». Любили москвичи и «запечатлеться» в палатке с моментальной фотографией.
Баловались и кинематографом: «Вот и сейчас, когда масленица уже кончилась, московские фабрики занялись инсценировкой масленичных сюжетов. Принимая во внимание, что на инсценировку картины требуется не меньше трех недель, можно заключить, что... первый блин — комом, и масленица пройдет без гастролей на экране, — писал «Вечерний курьер». — «Скобелевский комитет» занят подготовлением целого ряда новых картин, часть которых будет инсценирована на патриотические темы».
Потом же, в феврале 1917 года, тоже была Масленица — последняя на долгие годы.
«Сегодня у нас делали блины! Я, конечно, не ем, но как-то веселее на сердце, когда видишь иллюзию, будто мы еще живем «по-человечески», — отмечал в записных книжках Лев Тихомиров, бывший народоволец, ставший монархистом. Эту запись он сделал всего за несколько дней до Февральской революции. Тогда всем уже как-то было не до широких народных гуляний.
В деревнях же в феврале 1917-го, как и прежде, были кулачные бои.
«...Бои ведутся в течение масляной недели, начиная с мясопустного воскресенья и кончая чистым понедельником. Бьются жители села Брутова с сел. Овчухами. Село на село, конец на конец. Никаких законов «боя» не установлено. Бьют и лежачих. Некоторые выходят иногда с «закладками» (закладывают в кулаки гирьки и т.п.). До смерти не забивают, но избивают иногда так больно, что иной хворает весь Великий пост. Бьют куда попало, стараются попасть в лицо».
Из газеты «Старый владимирец», февраль 1917 года.
Спустя год кулачные бои сменились огнем Гражданской войны.