Можно ли предотвратить экономический кризис?
Вообще-то, кризисы приходят, когда их не ждут. Или перестали ждать. Этому есть объяснение: как правило, финансовые регуляторы стран не слепые и знают положение дел лучше сторонних наблюдателей. Поэтому заранее предпринимают меры. Другое дело, что меры эти кризис могут смягчить, отодвинуть — но не предотвратить.
Потому что рыночная экономика основана на динамичном балансе спроса и предложения, без кризисов развиваться не может: они ей нужны, чтобы стряхнуть накопившиеся ошибки, паразитирующие практики и прочий «мусор». Можно сказать, кризис для рынка — это не баг, а фича.
Что рынок развивается циклично, волнообразно, замечали многие экономисты: вначале идет подъем, затем — фаза стабильности, спуск, и, наконец, в нижней точке цикла разражается кризис. Была вычислена и длина этих волн. Самые длинные, в 45–60 лет, — кондратьевские, названные так по имени открывшего их российского ученого Николая Кондратьева, характеризующие смену технологического уклада. А самые известные и подтвержденные практикой — циклы Жюгляра, названные по имени французского экономиста Клемана Жюгляра и вызванные несовпадением скоростей роста инвестиций и производства, — такие циклы короче, они длятся 7–11 лет.
Последний жюгляровский кризис случился в 2008 году. Он, кстати, стал классическим примером того, как финансовые регуляторы могут отодвинуть, но не предотвратить кризис: несмотря на то, что уже к 2007 году стали понятны проблемы в банках, вызванные бездумной накачкой их ипотечными кредитами и основанными на них ценными бумагами, Федеральная резервная система (ФРС) США, исполняющая роль центробанка страны, сумела погасить его первые признаки, спасая крупные банки, — именно тогда появилось понятие «слишком большой, чтобы упасть».
Однако кризис все равно разразился, в 2008 году, и его последствия весь мир пожинает до сих пор. Вся история хорошо отражена в фильме «Игра на понижение», основанном на личности реального инвестора Майкла Бьюрри, первым увидевшего надвигающийся кризис. Ему, кстати, пришлось пережить очень неприятный год убытков от сделанных на кризис ставок — именно из-за действий ФРС.
Когда ждать новый кризис?
Согласно циклу Жюгляра, следующий кризис должен был начаться в 2017–2019 годах, отмечает экономист Сергей Хестанов. И действительно, в 2018 году появились первые его признаки. ФРС, спасавшая экономику в 2008 году, опустив до нуля ключевую ставку, решила, что пора ставки возвращать к норме. Нормой считается уровень, когда она на 2 процентных пункта выше инфляции. Целевая инфляция в США составляет 2%; следовательно, нормальная ставка — 4%. В России, кстати, целевая инфляция — 4%, соответственно, ключевая ставка в 6% является, как говорят экономисты, нейтральной.
Увы, за прошедшее с кризиса 2008 года десятилетие мировая экономика «подсела» на практически бесплатные кредиты. Они сделали много хорошего, в частности вызвали бум технологических стартапов и бурное развитие ИТ-сектора. Инвесторы, ища доходность за пределами классических методов вроде покупки облигаций (ставки по ним стали местами даже отрицательными — реально инфляция съедала доход по ним), с удовольствием вкладывались в новые компании, бурно растущие на дешевых деньгах. Простые граждане, поняв, что вклады в банках съедает инфляция (а в европейских банках приходится еще и доплачивать за право хранить у них деньги), тоже ринулись на фондовый рынок.
Неудивительно, что первое же повышение ставки ФРС вызвало панику. В результате ФРС в три приема подняла ставку до 2–2,5% и на этом остановилась.
«А потом вмешался ковид, который сбил все тайминги, в экономику было влито невероятное количество денег, такого не было, пожалуй, за всю современную историю», — говорит Хестанов. В результате все ожидания кризиса стали неадекватны. Эпидемия ковида стала «черным лебедем» — еще один термин, обогативший экономическую науку в последние десятилетия. Придуманный экономистом Нассимом Талебом, он означает событие, которое невозможно спрогнозировать и которое фатально влияет на всю систему.
Для бизнеса, привыкшего к дешевым деньгам, этот «черный лебедь» благодаря усилиям финансовых регуляторов превратился в подарок судьбы. Деньги, выплаченные людям за то, что они сидят дома, а не ходят на работу, потекли в фондовый рынок, — и акции взлетели на невиданные высоты. Запертые по домам люди оценили сервисы, позволяющие общаться дистанционно, — и социальные сети, мессенджеры и сервисы доставки вошли в жизнь каждого человека.
Но противоречия, которые накоплены экономиками, никуда не делись. Инфляция, которая уже добралась до давно забывшей о ней Японии, не позволяет больше вливать деньги в экономику так, как раньше и как экономика к этому привыкла.
Сергей Хестанов макроэкономист
Да, инфляция, которая начала расти еще до окончания эпидемии, никуда не делась и после нее. Наоборот, она все росла и росла, пока, наконец, европейский и американский регуляторы не признали, что она носит отнюдь не временный характер, и не начали поднимать ставки.
Что будет с мировой экономикой?
Сейчас мировая экономика находится в точке неопределенности. С одной стороны, центральные банки закончили или как минимум приостановили цикл повышения ключевых ставок. Цифры свидетельствуют о том, что инфляция в США в январе замедлилась до 3,1%, снижается инфляция и в Европе. Однако снижается плохо, неравномерно: например, в США при снижении общей инфляции выросла инфляция в услугах.
При этом рынок труда весьма бодр, экономический рост продолжается. Все хорошо? Увы, смущает то, что другие страны при таком же сильном рынке труда начинают демонстрировать замедление экономического роста. Более того, техническая рецессия (то есть отрицательные темпы роста два квартала подряд) уже наблюдается в Великобритании и Японии, на грани технической рецессии находится и Германия. Вот оно, начинается?
Возможно, но бояться пока рано, успокаивает Хестанов. «Почему-то в последние годы слово «рецессия» воспринимается как что-то ужасное. Но рецессия рецессии рознь, многое будет зависеть от глубины падения. Если экономика будет падать, как сейчас в Британии и Японии, на десятые доли процента, это, конечно, хуже, чем рост, но назвать это страшной трагедией неправильно».
Пока, по словам Хестанова, в большинстве крупных экономик большой глубины рецессии не предвидится. «Пока ожидается, что произойдет техническая рецессия, потому что экономика привыкла к низким по историческим меркам ставкам, и им сейчас, когда идет процесс нормализации ставок, трудно — особенно ИТ-сектору, застройщикам и так далее», — говорит он.
Такого же мнения придерживается Ярослав Кабаков, директор по стратегии ИК «Финам». «С учетом текущих мировых экономических трендов, включая рецессию в некоторых странах и высокую инфляцию, можно сказать, что глобальный кризис не выглядит неизбежным», — говорит он.
Однако опасность еще не миновала, и эта опасность для крупных экономик — хуже рецессии. «Есть известная дилемма — если инфляцию не подавить за разумное время, можно получить еще более нежелательную, нежели рецессия, вещь —
А слишком раннее снижение ставки в США весьма вероятно: там сейчас в разгаре президентская кампания, а также противостояние действующего президента Джо Байдена и считающего, что у него украли второй срок экс-президента Дональда Трампа — накал страстей таков, что ФРС может и дрогнуть. «История свидетельствует: президент, при котором началась рецессия, всегда проигрывает выборы. Так произошло и с Трампом, при котором началась эпидемия ковида и экономика упала», — говорит Хестанов.
Впрочем, выборы в США — не единственный рычаг давления на ФРС.
Есть и еще одна тревожная вещь, касающаяся в первую очередь США: сейчас на обслуживание госдолга они тратят около 3,5% ВВП. Рекорд при Рейгане был 4,2%, и это считалось очень высокой долей. Может случиться так называемое фискальное доминирование — ситуация, при которой ставкой управляют не в интересах экономики, а из соображения недопущения дефолта страны. Если до этого дойдет, придется понижать ставку лишь потому, что больше такую ставку бюджет не потянет. Тогда вновь начнет разгоняться инфляция, и стагфляция почти гарантирована.
Сергей Хестанов макроэкономист
Сейчас перед такой дилеммой стоит Банк Японии: в стране впервые с 1980-х годов прошлого века растет инфляция, при этом государственный долг Японии в 2,5 раза (!) выше, чем госдолг США. «Банк Японии сейчас идет по очень тонкому лезвию», — отмечает Хестанов.
Что будет с экономикой в России?
Понять, обойдется ли мировая экономика неглубокой рецессией или миру грозит стагфляция, можно будет во второй половине этого года, считает Хестанов. «К осени уже будет понятно, сумели ли центробанки пройти опасный момент», — говорит он. Чем это грозит России? Тут, к сожалению, пока тоже очень много неизвестных.
России стагфляция в США и в мире как раз на пользу, отмечает Хестанов: «Время стагфляции 1970-х годов было для СССР золотым — при ней растут цены на сырье, прежде всего на нефть и газ». Однако сейчас и тут есть проблема. «Добыча нефти в США растет так быстро, что ОПЕК+ вскоре придется вновь задуматься о сокращении добычи. Последние переговоры и так были трудными, но все-таки распад сделки ОПЕК+ маловероятен. Хотя ценовая война на нефтяном рынке вполне возможна, и это для России может стать очень болезненным: саудиты выдержат краткосрочно и $2–3 за баррель нефти, а в России техническая себестоимость добычи около $12–15, и для бюджета нужна нефть по $60–70», — говорит Хестанов.
Еще одна проблема: у России сильно возросла зависимость от китайской экономики, а та, в свою очередь, тесно связана с американской и европейской. Поэтому если начнутся проблемы в одной из них, то эти проблемы быстро распространятся на весь мир и Россия не будет исключением.
Пока трудности, с которыми столкнулся Китай, обратны европейским и американским — экономика уходит в дефляцию, власти никак не могут разогнать потребительскую активность. «Китайский народный банк пытается одновременно управлять сразу пятью параметрами, что даже теоретически невозможно, — помимо инфляции (причем к дефляции они относятся спокойнее), это и экономический рост, обменный курс и т.д. Такая денежная политика не совсем традиционна. К тому же она непублична, что создает дополнительные трудности для ее анализа», — говорит Хестанов. Впрочем, отмечает он, то, что Китай не уходит в инфляцию, для мировой экономики хороший знак: значит, китайские товары не будут дорожать, что хорошо для мировой инфляции.
Но Китай столкнулся сейчас с той же проблемой, которую Россия переживала в 2012 году, — с исчерпанием экспортного потенциала экономики. «Экспортные отрасли, торговля и недвижимость, до этого росли опережающими темпами, но наступил момент насыщения. В Китае еще и понастроили крупных инфраструктурных проектов, которые пока мало востребованы: пока во многих скоростных поездах, идущих со скоростью в 300 км/ч, сидят по два-три человека, что никак не окупает затраты на их строительство», — говорит Хестанов.
Все эти проблемы и опасности, несомненно, видит Банк России. Отсюда и такая осторожная политика в области ключевой ставки: на последнем заседании ЦБ ставка осталась прежней, но было отмечено, что повышение при росте инфляции возможно.
Поэтому же ЦБ так непримиримо борется с льготной ипотекой — история ипотечного кризиса 2008 года в США ему хорошо знакома. Но и здесь понятно, что ключевая ставка в 16% запретительна и для экономического роста, и для потребительской активности. В прошлом году российская экономика росла на переориентации секторов и государственного заказа, на импортозамещении, льготной ипотеке и росте зарплат из-за дефицита кадров. Однако все это — временные факторы, и для устойчивого роста экономики нужны новые стимулы, в том числе снижение ставки ЦБ.
О том, что делать простым гражданам, можно судить по тому, как ведут себя знаменитые инвесторы. Например, Уоррен Баффет впервые за многие годы начал продавать акции Apple, полностью избавившись от бумаг крупнейшего американского застройщика Norton, зато нарастил долю нефтяных компаний в своем портфеле.
По мнению Кабакова, можно предположить, что инвесторы начнут отдавать предпочтение и другим «защитным» секторам — помимо энергетического, это сфера коммунальных услуг и потребительские товары первой необходимости. А простым гражданам он советует создать на время турбулентности резервный фонд наличности.
Это не только наличные деньги, но и фонды ликвидности, банковские депозиты, а также гособлигации и высококачественные корпоративные облигации. Кроме того, Кабаков советует придерживаться разумного уровня потребительского кредитования и, возможно, укрепить профессиональные навыки для повышения гарантии трудоустройства в условиях экономической нестабильности.