Двадцатилетний капитан

Сожженная идиллия

Будущий танковый ас родился в 1923 году в Тирасполе, это нынешнее Приднестровье. Его отец, Александр Бочковский, был по профессии кондитером, кроме родного Тирасполя он работал в Крыму. Владимир рос, окончил неплохие для своего времени 10 классов школы, увлекался футболом — в общем, вел довольно обычную жизнь советского подростка. 21 июня 1941 года в школе Алупки, где учился Владимир, прошел выпускной вечер. 22-го началась война. А на следующий день Бочковский уехал в Харьков поступать в танковое училище.

По военному времени выпускали из училищ быстро. Летом 1942 года Бочковский уехал офицером на Брянский фронт, в 1-ю гвардейскую танковую бригаду. Это была легендарная часть. Бригада воевала на подступах к Москве еще осенью 1941 года, именно там служил лучший советский танковый ас Дмитрий Лавриненко.

Бочковский сходу попал в жесточайшие бои. Маршевую роту бомбили еще на станции. Немцы вели свое большое летнее наступление, и бригаде пришлось драться с прорвавшим фронт противником. Для совсем молодого человека жестокость первых боев была страшным ударом по психике, в то время он почти перестал покидать танк. Зрелище намотанных на гусеницы человеческих внутренностей потрясло юношу. Вскоре его самого тяжело ранило в бедро.

Оклемавшись, он вернулся в строй — как раз к мучительным позиционным боям зимней кампании. Там сражаться приходилось скорее с тяжелыми бытовыми условиями, чем с противником. Холод, вши, мучительная бескормица — солдаты противоборствующих сторон были измучены даже без активных боевых действий.

Для Бочковского первые бои стали зверской, просто-таки дарвиновской школой. Однако офицера — банальные истины не перестают быть истинами — делает только война. Как следует обтесавшись на поле боя, Владимир, которому только исполнилось двадцать, смог показать лучшие качества в эпическом сражении на Курской дуге.

Рота под командой молодого капитана оборонялась на шоссе под Обоянью. Бочковского усилили противотанковой батареей и пехотой. На этом участке наступали части немецкого 48-го танкового корпуса во главе с элитной дивизией «Великая Германия». Соединения вермахта пытались пробить оборону РККА на Курской дуге атакой массы танков на узком участке.

Бочковский организовал оборону аккуратно — техника была замаскирована, огонь по немецкой технике вели из засад, не задерживаясь на позициях. Танки и орудия прикрывали друг друга, стараясь заманить нацистов в огневые мешки. Бочковский описывал любопытную психологическую проблему: и танкистам, и артиллеристам было тяжело бить не те танки, которые шли прямо на них, а поражать во фланг тех, кто подставлял борта, атакуя соседа. Однако этот прием был единственно правильным: самое простое решение привело бы просто к растрате снарядов по бронированным лбам и к всеобщей гибели.

В итоге отряд Бочковского день 6 июля вел жесточайший бой, разменяв себя на 16 (по собственным заявкам) танков. Сам командир подбил три. Детально проверить эти заявки малореально, но немецкая сторона полностью согласна с общей картиной — тяжелые бои, высокие потери и медленное продвижение. Сам Бочковский вспоминал об этих боях с содроганием — такого чудовищного количества техники (одна «Великая Германия» была монстром более чем в три сотни танков) он не видел в одном месте никогда.

Военный корреспондент, находившийся в частях, вспоминал потом, как Бочковский выходил из боя, везя на броне тела своих товарищей по танковому училищу…

Звездный час. Прорыв за Прут

Весна 1944 года осталась в массовой памяти «слепым пятном» в истории войны. Между тем это был очень своеобразный этап: Красная армия уже прошла период возмужания и могла наносить сокрушительные удары на большую глубину, но вермахт по-прежнему оставался сильным и чрезвычайно опасным противником.

В марте германская армия потерпела серьезное поражение в западной части Украины. 1-я танковая армия оказалась одним из тузов в рукаве Ставки. Ее ввели в бой из резерва в конце марта на плохо защищаемом участке под Тарнополем, и бронированная армада пошла по размокшим весенним полям, сметая хилое сопротивление немцев и союзных им венгров.

Поначалу все шло легко и непринужденно. Немцы не успевали даже взрывать мосты. Первая танковая мчалась по тылам противника, уничтожая колонны, захватывая отставших. Бочковский, ставший уже заместителем командира батальона, по традиции командовал авангардом. В Черткове 23 марта мост через Серет пытались уничтожить, поставив на полотне горящий бензовоз. Лейтенант Дегтярев на полном ходу погнал тридцатьчетверку через мост, цистерна опрокинулась в реку. Группа Бочковского ворвалась в город. Гарнизон был совершенно ошеломлен, все бежали. В городе был захвачен прекрасный набор трофеев — пять исправных «Пантер», видимо, брошенных из-за отсутствия топлива.

Днестр перешли бродами и на лодках, подорванный было мост удалось быстро починить. Операция развивалась, без преувеличения, блестяще: бригада и вся армия зашли глубоко в тыл противника, дорогой легко перемахнув сразу две крупные водные преграды. За 26 марта в документах бригады значится красноречивая запись — противник прямо перед фронтом отсутствует. Однако впереди оставалась еще одна крупная река — Прут. А пленные уже успели сообщить: впереди — подходящая из вражеского тыла танковая дивизия. Это было серьезно. Но командование армией приняло решение — перед тем как перейти к обороне, захватить плацдарм за Прутом. Выполнять эту задачу отправился капитан Бочковский.

Плацдарм решили захватывать у городка Коломыя. Это была крупная тыловая база и одновременно удобная переправа. Возможности гарнизона были неизвестны, запасы топлива и боеприпасов после глубокой операции подходили к концу. А главное, требовалось проделать все быстро, причем для атаки требовалось промчаться полсотни километров по еще не освобожденной территории.

27 марта в 7 утра семь тридцатьчетверок Бочковского отправились к Коломые. Еще два танка оставили по дороге в качестве мобильных ретрансляторов — требовалось поддерживать связь с командованием. К 16 часам Бочковский был у Коломыи.

Русские сходу атаковали железнодорожную станцию. Танковая атака эшелонов на загрузке — зрелище, надо полагать, эффектное. Четыре поезда были брошены со всем, что находилось в них и на станции. Однако занять всю Коломыю Бочковский не мог: в городке он столкнулся с организованным сопротивлением, один танк сгорел под огнем, еще один был подбит. Бочковский через танки-«ретрансляторы» связался по радио с командованием бригады. Оттуда выслали еще четыре танка с десантом. Пока шла помощь, Бочковский вел разведку и, как только подкрепление прибыло, атаковал город в обход, с севера.

Удар с неожиданного направления принес полный успех — танки ворвались в Коломыю, несколько машин пробились к вожделенному мосту через Прут, остальные провели зачистку. Один из танкистов вспоминал, что сильнее всего ему запомнилась попытка венгерских кавалеристов прорваться к своим через переправу в конном строю. Против бронированных машин у этих несчастных не было ни единого шанса.

Для Бочковского март 1944 года стал звездным часом. За бои в Черткове он получил звание Героя Советского Союза и не стал таковым за Коломыю только потому, что две «Золотые Звезды» за неделю были бы некоторым перебором.

На Берлин — и дальше

Бочковский имел репутацию удалого командира, способного к стремительной импровизации на поле боя. Правда, у лихости и амбициозности была обратная сторона. Бочковского часто заносило. Его «гусарская» репутация, а с весны 44-го еще и звезда Героя, само собой, добавили ему гонора и уверенности, что именно он знает, как правильно воевать. Иногда это приводило к прямым конфликтам с сослуживцами.

В сентябре 1944-го Владимир Горелов, командовавший 1-й гв. тбр еще в 42-м, ушел на повышение. Новый командир, полковник Абрам Темник, пришел из другой бригады, и с Бочковским у него быстро возник конфликт. Постепенно два офицера притерлись друг к другу, но поначалу Темнику было тяжело с ершистым и жестким комбатом. В 1945-м их отношения были уже спокойными, а судя по некоторым мемуарам, даже дружественными. Полковник Темник за 11 дней до конца войны погиб в Берлине — в бою, с оружием в руках…

Кампания 1945 года была короткой, но решительной. Именно Бочковский стал командиром авангарда, ворвавшегося в Лодзь в январе 1945-го. Старинный польский город уже начали эвакуировать, но танки на улицах, как всегда, сорвали мероприятие. В общем, дослужившийся до комбата молодой человек и старый солдат все время оставался острием копья 1-й танковой бригады. В частном письме офицер из армейского командования подвел итог этой войне: «ваш любимый герой творит чудеса».

Война катилась к концу. Правда, довоевать до ее конца Владимиру не удалось. Он уже был несколько раз тяжело ранен, а командование авангардами несло все очевидные риски. В самом начале наступления на Берлин в апреле 45-го Бочковский вновь был тяжело ранен. Командиры танков на поле боя часто вылезали из машин, в буквальном смысле рискуя головой ради лучшего обзора. 16 апреля он выводил свой батальон во фланг очередного редута вермахта, остановился, чтобы сориентироваться, — и получил осколок снаряда в живот.

Молодого комбата вывезли на танке с огромной раной; с компункта самолетом — в госпиталь. Выживет ли он, были большие сомнения, но гроб этого неукротимого человека остался пустым: в ноябре 1945 года Владимир Бочковский покинул госпиталь.

Дальнейшая судьба этого офицера не содержала таких резких поворотов. Бочковский командовал батальоном, полком, позднее — дивизией. В 1980 году уже генералом ушел в отставку. Он жил в Тирасполе, и новая война, на руинах распавшегося СССР, затронула его лишь по касательной. Он умер в 1999 году, гражданином непризнанной республики, в совсем иную эпоху.

Что ж — его усилиями эта иная эпоха, по крайней мере, смогла наступить для миллионов людей.