Москва глазами Татьяны Столяр

Когда я читаю «Антиглянец», я сразу понимаю, какие посты твои.

А как ты понимаешь?

У тебя узнаваемая оптика. Ты везде ищешь что-то необычное. Я подумал, что ты как выросшая Алиса в стране чудес.

Я лезу в разные дыры? (Смеется.)

Ну, тебе интересно все необычное. И я хотел с тобой поговорить о том, какой ты видишь Москву, что тебе в ней интересно.

Когда сказал про Алису, я вспомнила одно из последних московских мест, которое меня впечатлило. Это клуб «Самообман». Слышал про него?

Нет.

Это клуб на задворках «Винзавода», достаточно новый. Такой клуб для зумеров. А мне очень интересны места для зумеров, потому что я миллениал. Мне интересно убегать от старости в такие места. Вход выглядит так: огромная дыра, а сверху над ней надпись баллончиком — «Самообман». Там какая-то лестница, темно, ничего не видно, платишь косарь за вход, у тебя спрашивают: «А вы понимаете, куда вы пришли?» Поднимаешься по лестнице в маленькое темное помещение. Там дают странные концерты. Когда смотришь на лайн-ап, думаешь: кто все эти названия придумал? И кругом странные, маргинального вида зумеры.

Я туда прихожу, потому что там меня никогда не узнают. И я там вообще никто. Там молодые люди в кожаных плащах, в беретах, в вещах из секонд-хенда. Такие юные неформалы. И мне очень интересно за ними наблюдать.

Один раз было смешно. Я села на лавку, решила познакомиться с двумя парнями. Они были студентами «Плешки». И они спрашивают: «А вы где учитесь?» Я говорю: «Да я уже отучилась давно». Они стали расспрашивать, чем я занимаюсь, — я сказала про «Антиглянец». Они такие: «О! А мы вас знаем! Про вас рассказывают у нас на парах по пиару!» И я думаю, откуда они знают, они не должны этого знать. Пусть они остаются юными неформалами.

Такого рода локации. Вот еще лет семь назад была такая серия вечеринок «Русский аттракцион».

А, я слышал про них.

Я думаю, это лучшее, что случилось с московской ночной жизнью. Эти вечеринки делали очень талантливые молодые ребята. Многие из них сегодня работают, например, с Канье Уэстом. Это была серия вечеринок в необычных местах. Это мог быть какой-то кабак посреди парка — прям настоящий кабак, где собирались авторитеты криминальные. Или вечеринка у вагончика с шаурмой на Савеловской. Или в помещении бывшего казино Golden Palace. Там они бахнули вечеринку с группой «Залпом!». То есть брали ноунеймов почти и делали такие вечеринки. Мне такое нравится.

Ты помнишь момент, когда поняла, что это твое и тебя к этому тянет?

Думаю, глобально дело в том, что я люблю сумасшедшие истории. Обожаю в них попадать, а потом рассказывать своим друзьям: «Прикиньте, что со мной случилось!» Такие места дают классные эмоции. Вот мы сидим в «Кофемании», а что тут произойдет? Стулом кого-то два футболиста побьют? Вряд ли это повториться когда-нибудь. Тут происходит одно и то же, и я знаю эти вещи наизусть. А когда необычное место — оно завораживает. Дарит тебе интересный опыт.

Вот, например, мне очень нравится бильярд. Понятно, есть «Круглый шар» в Столешниковом, очень приятное место, красивое, все дела. Но есть и другие. Например, на Смоленской площади — очень старый центр, там бильярд, боулинг, пиццу едят. И за бильярдным столом собираются очень интересные люди. Я туда периодически хожу. И вижу одних и тех же мужиков. Они за игрой решают вопросы по бизнесу. Диалоги звучат примерно такие: — «Да ты <надоел>, не дам я тебе этот контракт. — Ну а если я сейчас выиграю, дашь? — Ну давай попробуем». И это прям интересно. Такое мне нравится.

Какие твои любимые места в Москве?

Когда мы говорим про «любимые», я сразу начинаю вспоминать рестораны. Вот мы сидим на Большой Никитской — понятно, я очень люблю Ugolek, вот это все. Но я бы ответила по-другому. Есть такой зоологический музей МГУ, и там есть обезьянка, которая сидит в трехлитровой банке, законсервированная. И она сидит там лет 150. То есть она всех наших правителей пересидела, начиная с Николая Второго. И прекрасно сохранилась. Я думаю, это символ того, что все можно пережить. Вот эта обезьянка — одно из моих любимых мест в Москве.

Давай про людей поговорим. Кто, по-твоему, герой сегодняшней Москвы? Вот в девяностых был бандос или коммерс. В десятых был хипстер.   

Ну, слушай, это герои Садового кольца. И если сегодня смотреть внутрь кольца — я думаю, это тот чувак, который ходит по Патрикам и спрашивает «Сколько вы зарабатываете?»

Это не постановка?

Нет, это реально все. Понятно, что там много врут на камеру. Но в целом мне кажется, что герой московского центра — это блогер. Потому что все хотят быть блогерами. Ничего не делать и много зарабатывать. Понятно, что многие реально ничего не делают. Но это же не всегда так.

Есть какие-то вещи, которых тебе в Москве не хватает?

Слушай, я считаю что Москва — идеальный город. У нас есть все, кроме моря.

Как ты думаешь, как город будет меняться в ближайшем будущем?

Я хочу, чтобы запретили электросамокаты. И я думаю, что все к тому идет. А на самом деле, мне кажется, в Москве постоянно что-то меняется. Мне нравится, что происходит с городским пейзажем. Я могу судить по родному Алтуфьево.

Ты же сейчас в очень интересном доме живешь.

Да. Доме Нирнзее. (Объект культурного наследия регионального значения. — Прим. «МН»). Хочу заметить, что я жила всего в двух местах — в Алтуфьево и на Тверской. (Смеется.) У меня не было какой-то промежуточной стадии.

А дело было так. Когда я решила съехать от родителей, в 27 лет, мне очень нравился район Новослободской. Не могу объяснить почему. Екатерининский парк мне кажется очень красивым. А там в принципе ничего особо нет. Потом я начала смотреть соседние объявления, и каким-то образом выпал дом Нирнзее. Я тогда не знала ни кто такой Нирнзее, ни что вообще за дом, ни что это первый небоскреб (он высотой в девять этажей, в 1913-м году ничего подобного не строили).

Я ничего не знала, пришла смотреть квартиру с мамой, мне агент говорит: «Здесь жили Булгаков, Маяковский, писали те, творили эти». Мама спрашивает: «Поэтому так дорого?» Он отвечает: «Да, в том числе поэтому, это же статус». Мама говорит: «Но эти люди же давно умерли, они не будут Таниными соседями».

Вообще, этот дом мне очень нравится. Начиная с консьержей. Есть женщина, которую зовут Полина, и она не пускает моих друзей. Я живу здесь уже 3 года, всех моих друзей она знает наизусть, но каждый раз заставляет их звонить в домофон. «К Тане? К какой Тане?»

Еще есть женщина лет восьмидесяти, она ходит как на показ мод — всегда в шляпе, в платьях с разрезом, с прической. Мне было так интересно — кем она работает? Костюмером, может? У кого еще в здравом уме есть сегодня шляпа? Но она сказала, что геолог. Я думаю, врет. Вряд ли бы она в грязи валялась. Думаю, она какая-то шпионка.

И, в принципе, у нас в доме интересный народ живет. Наверху у нас располагается редакция журнала «Вопросы литературы». В этом помещении снимали фильм «Курьер». И я полезла, сходила посмотрела, как все работает. Мне интересно, как этот журнал существует до сих пор.

Давай еще про искусство поговорим. Как появилась #КультурнаяСтоляр.

Вообще, меня как будто ничего к этому не располагало. Когда я была маленькой, у бабушки в деревне на стене дома висела самая дешевая репродукция Рембрандта, что-то такое. Потом я не бывала в Третьяковке лет до восемнадцати.

Лет в шестнадцать одноклассница рассказала мне, кто такой Энди Уорхол. И вот тут меня зацепило. В восемнадцать я пошла не только в Третьяковку или в Пушкинский, но и, например, в «Гараж». Там в этот момент проходила большая выставка Марины Абрамович. Мне все это очень понравилось. Не было такого, что «я не понимаю современное искусство». Наоборот, я начала его понимать довольно быстро. И так же быстро определилась с тем, что мне нравится.

Когда я уже училась на журфаке, я ходила на стажировки — и начала писать про искусство. Так постепенно я пришла к тому, что мне нужно в этом разбираться. Я постоянно ходила на выставки. Это стало моим стилем жизни. Я люблю искусство.

А потом еще я начала его покупать. Сначала я думала, что это невероятно дорого. Ну типа Абрамович может себе такое позволить, а я — нет. Но потом поняла, что могу что-то купить. Потом — могу купить побольше. И так коллекционирование вошло в мою жизнь.

Какая у тебя коллекция сейчас?

Ну где-то работ сорок.

Расскажи какую-нибудь историю безумную, связанную с искусством. Я знаю, у тебя есть.

В какой-то момент я вышла из очень болезненных отношений. Сидела у психолога и ныла на тему того, как мне херово. Она говорит: «Вам нужно себя мотивировать. Вот что вы любите больше, чем этого человека?» Я отвечаю: «Искусство». И так родилась идея провести выставку работ на тему любовной зависимости.

На подготовку у меня ушло 9 месяцев. Я связывалась с художниками и просила сделать что-то на тему любовной зависимости. За 9 месяцев собралось девять работ. И сегодня это живое воспоминание об этой зависимости. Тебе плохо, больно — вот, посмотри, художники об этом говорят.

Выставка — это очень интересные ощущения. Сначала картины висят у тебя дома — совсем в другом контексте. А потом в отдельном пространстве история заговаривает абсолютно по-новому. Ко мне подходили самые разные женщины и говорили: «Вот, очень правильное высказывание». Была, например, работа со ждулями — женщинами, которые ждут освобождения зэков. Это же тоже история про любовную зависимость. Мне очень понравилось рассказывать историю через искусство, хотя я не художник.

Ну это же все было написано для тебя. Ты здесь как призма, получается.

Знаешь, мне нравится впихивать себя в историю. (Смеется.)