Эра надежд
Советское правительство активно вкладывало силы и средства в освоение Арктики и ее ресурсов. Благо, технический прогресс дал стране невиданные возможности: радио, самолеты, новые ледоколы — все это способствовало в работе на севере.
На рубеже 30-х годов в Арктику приехал Отто Шмидт. Это был один из примечательных персонажей той бурной эпохи. Он получил отличное образование еще до революции, работал приват-доцентом Киевского университета, занимался математикой. После революции он не уехал. Кипучая натура Шмидта толкала его на самые разные занятия. Он участвовал в экспедициях на Памир, редактировал математический журнал, разрабатывал Большую советскую энциклопедию. Словом, человек был удивительно разносторонним.
В Арктике он участвовал в научных экспедициях, а затем возглавил Главсевморпуть. Это была созданная с нуля структура для объединения усилий всех ведомств по освоению Арктики.
Шмидт, человек неуемной энергии, легко адаптировался на Крайнем Севере. Одной из его задач была, собственно, проверка возможности пройти Севморпуть на всей дистанции — от портов Мурманска и Архангельска до Берингова пролива за одну навигацию. Севморпуть освобождался ото льдов отнюдь не надолго.
В 1932 году Шмидт проделал переход из Архангельска до Петропавловска-Камчатского на пароходе «Александр Сибиряков». Поход вышел полууспешным: корабль добрался до Чукотского моря, где во льдах потерял винт. «Сибиряков» добрался до чистой воды с помощью самодельных брезентовых парусов, и дальше его вели буксиры. Так что результат можно было назвать полууспешным.
Шмидт не унывал и решил предпринять вторую попытку преодолеть кошмарный маршрут. На сей раз главную роль в походе должен был сыграть пароход «Челюскин». Это судно было выбрано в результате сложного сочетания обстоятельств, где непосредственная пригодность для экспедиции была лишь одним из факторов. Пароходы требовались везде, и Шмидт сумел буквально выбить для своей экспедиции судно, достраивавшееся в Дании. «Челюскин» не был ледоколом, хотя его конструкция усиливалась и дополнялась для хождения во льдах. Поход предполагался не чисто научным: следовало еще и доставить смену полярников на станцию на острове Врангеля, где уже несколько лет работала предыдущая команда.
Основу экипажа составили люди, уже ходившие на «Сибирякове». Начиная с капитана. Владимир Воронин ходил по полярным морям буквально с детства и обладал богатейшим опытом. Он переживал и катастрофы, и успехи. Словом, это был настоящий полярный морской волк. К таким же «звездам севера» относился пилот корабельного гидроплана Михаил Бабушкин. Он начал летать еще в 1914 году, имел большой опыт службы в Арктике и участвовал, например, в спасении итальянской экспедиции Умберто Нобиле, разбившейся на дирижабле о полярный лед. Еще одним полярником, известным миру, был радист Эрнст Кренкель — ас радиодела, опять-таки, с многолетним опытом работы в экстремальных условиях. Причем Кренкель участвовал в походах и на кораблях, и на дирижабле «Граф Цеппелин», работал на стационарных полярных станциях.
Команда подобралась просто звездная. Помимо, собственно, моряков ехали зимовщики, некоторые с семьями, а также журналисты, писатели и даже один поэт — Илья Сельвинский.
Правда, Воронин скептически относился к самому кораблю и считал, что «Челюскин» недостаточно приспособлен для хождения во льдах. Однако на Шмидта давили сверху, на Врангеле ждали смены люди, поэтому решили, что ждать нельзя — 2 августа 1933 года «Челюскин» вышел из Мурманска во Владивосток северным маршрутом.
Путь во льдах
Поначалу ничего не предвещало серьезных проблем. Вибрация и мелкие течи вызывали некоторое беспокойство, но находились в рамках приемлемого. Зато Бабушкин со своим гидропланом получил возможность показать, зачем арктическому кораблю самолет: ледовая разведка с воздуха давала отличные результаты, так что капитан Воронин, сдержанно относившийся к авиации, смягчился.
Первые серьезные проблемы начались в сентябре, когда пришла пора подходить к острову Врангеля. Именно благодаря воздушным наблюдениям челюскинцы сделали вывод: сквозь слишком плотные льды у острова пробиться не удастся. «Челюскин» повернул прямо в Берингов пролив. Шмидт собирался все же попробовать подойти к острову с востока, где льдов меньше, но быстро стало ясно, что это утопия.
К тому моменту дорога была уже плотно закрыта льдами. А как таковым ледоколом «Челюскин» все же не был. Теперь начались настоящие трудности. Бабушкин постоянно вылетал на поиски разводья — и не находил. Лед постепенно сжимался. Скорость упала, пароход дрейфовал вместе со льдом. 23 сентября «Челюскин» застрял в Колючинском заливе, сжатый со всех сторон неподвижными торосами.
Попытки взрывать лед результатов не дали. В начале октября к «Челюскину» на звуки взрывов вышли чукчи, и Шмидт отправил с ними на землю восьмерых человек — больного и нескольких членов экипажа, которые не могли помочь кораблю. Те благополучно добрались до человеческого жилья, но уже не участвовали в эпопее. Тем временем «Челюскин» выпростался, однако в середине октября снова застрял. До Берингова пролива и чистой воды осталось всего несколько десятков миль. Ледорез «Федор Литке», который пустили кораблю навстречу, не пробился через плотный лед. В конце концов дрейфующие льды приковали «Челюскин» к месту.
Шмидт понял, что впереди зимовка, но головы не потерял. На корабле ввели режим экономии, начали мастерить печки. На случай внезапного ухудшения ситуации самое необходимое выгрузили на лед. Пока ситуация была под контролем. Конечно, перспектива куковать на льду до июля не радовала никого, но в целом ситуацию рассматривали спокойно — как неприятную, но штатную. Главной проблемой была невозможность как следует занять людей — монотонный пейзаж, минимум любой полезной деятельности. Дойти до земли пешком было нереально: материк был в 150 километрах, а с женщинами, больными и детьми марш бы не удалось проделать.
Однако пока жизнь за вычетом скуки была сносной: еды и топлива хватало (люди даже прибавляли в весе), экипаж развлекал сам себя охотой, образовательными кружками, покером, байками и тому подобным. Звездой этих выступлений был сам Шмидт, рассказывавший благодарным слушателям обо всем на свете — от историй своих путешествий по Памиру до теорий Фрейда. Имелся и свой самодеятельный джаз-оркестр: позднее люди вспоминали, что фокстрот в валенках выглядел довольно забавно.
Но эта идиллия прервалась самым драматическим образом 13 февраля 1934 года. На «Челюскин» потащило гигантский ледяной вал. Восьмиметровая ледяная скала неслась прямо на пароход.
Шмидт и Воронин тут же организовали эвакуацию. Дело шло организованно, но остановить несущуюся глыбу было вне человеческих сил. Ледяное поле разломило левый борт — сначала надводную часть у носового трюма, а затем и подводную. Машинное отделение затопило.
Однако еще некоторое время у команды имелось. Экипаж быстро выносил все необходимое. Поэтому в 15:50, когда корабль начал разваливаться и уходить под лед, все было уже сделано.
Почти все. Завхозу Борису Могилевичу не повезло: он поскользнулся, а затем его ударило и бросило на палубу сорвавшейся металлической бочкой с топливом. Он погиб и навсегда остался на уходящем под воду корабле. 104 человека остались на льду. «Челюскин» скрылся под водой.
Подмога пришла, подкрепленье прислали
Поскольку эвакуация была отлично организована и хладнокровно проведена, вынести удалось практически все имущество. Вдобавок на остров Врангеля ехали и не доехали стройматериалы и строители, поэтому теперь на льду возводили барак, камбуз, сигнальную вышку, деревянные каркасы и основания для палаток. Сами палатки обивались изнутри, в них стелили полы. Отдельно долбили ледяные пещеры для продуктов.
Короче говоря, это была «пятизвездочная» катастрофа — со всеми удобствами. Понятно, что 40 градусов мороза — это 40 градусов мороза, но вот угроза немедленной гибели перед полярниками не стояла. Радист Кренкель восстанавливал связь и быстро соорудил полноценный радиоузел. Первым, что ему удалось поймать, был веселенький фокстрот, но главное — связь была.
Все команды выполнялись с точностью швейцарского хронометра. Продовольствия хватало, причем не только консервов — имелись и шоколад, и сгущенное молоко, и какао, и свежее мясо. Сладкое выдавали только женщинам, детям и больным. Все личные запасы подлежали сдаче — исключений не делалось ни для кого, включая Шмидта.
Сам руководитель экспедиции опасался за собственную судьбу: потеря корабля могла стоить дорого лично ему. Однако с земли отчеканили: «С восхищением следим за вашей героической борьбой». Шмидт обрисовал ситуацию четко — без легкомыслия и паники. В это время на земле уже создавали спецкомиссию под руководством Валериана Куйбышева.
Задача перед спасателями стояла, мягко говоря, не самая простая. Да, несколько лет назад ледоколы блестяще выручили команду дирижабля «Италия», выброшенную на лед. Но тогда и спасать требовалось меньше людей, и погода была лучше, и края более освоенные.
Между тем Шмидт и Воронин решили, что везет тем, кто везет, и начали сами готовить «инфраструктуру» для своего спасения. Арктические льды штука сложная — кругом нагромождения льдин, льдины, стоящие ребром, трещины. Но это все челюскинцев не остановило — у них была толпа народу и взрывчатка. В итоге челюскинцы построили четыре (!) взлетно-посадочных полосы на подручных ресурсах.
От плана идти домой пешком отказались: больные, дети, много грузов — по торосам и ропакам не дошли бы. Москва с этим соображением согласилась. Поэтому в качестве главного средства спасения использовали авиацию. 5 марта прилетел тяжелый АНТ-4 молодого летчика Анатолия Ляпидевского, который еще не знал, что станет после этой истории первым Героем Советского Союза.
Ляпидевский под торжествующие крики приземлился на импровизированной посадочной полосе с ювелирной четкостью. Он вывез женщин и детей, а самим челюскинцам притащил «мешок подарков» — инструменты, аккумуляторы и даже свежую тушу оленя.
Правда, той же ночью чуть не случилась катастрофа с построенным в самом начале бараком: трещина во льду разломила здание пополам. Людей развели по палаткам. Вообще, трещины все время создавали проблемы: из-за них приходилось постоянно ремонтировать импровизированный «аэропорт».
На этом этапе к операции по спасению подключились американцы. Они разрешили использовать свои базы на Аляске и предоставили два самолета с механиками. Еще один аэродром быстро построили на мысе Ванкарем, куда в итоге улетел Бабушкин на гидроплане. К челюскинцам протянули настоящий воздушный мост. 7 апреля на ВПП приземлились сразу три самолета. В итоге к 12 апреля в лагере осталось только шесть человек, в том числе радист Кренкель и капитан Воронин. Они улетели последним самолетом. Воронин вырезал надпись «Челюскин» из спасательного круга, и 13 апреля борт с полярниками покинул место крушения.
В итоге спасшихся чествовали как кинозвезд. Катастрофа вышла поистине блестящей: операция по спасению полностью перекрыла саму аварию. Шмидту и команде устраивали овации и в Союзе, и в Америке.
В каком-то смысле катастрофа «Челюскина» принесла даже больше пользы, чем мог бы принести успешный переход. Организация воздушного сообщения, мореплавания, логистики, спасательных операций — все это стоило одного парохода. Семеро летчиков-спасателей стали первыми Героями Советского Союза, всех наградили. Судьба у участников этого похода была разной — Шмидт оставался ученым, он умер много лет спустя. Бабушкин погиб в авиакатастрофе в 1938 году. Ляпидевский умер уже пожилым человеком в 80-е. Воронин пережил войну и умер от инсульта в 50-е годы на мостике корабля. Кренкель скончался в 1971-м. Ну а эпопея «Челюскина» осталась одним из героических сюжетов истории ХХ века.
Вчуже может показаться, что в выживании экипажа «Челюскина» нет ничего особенного. В действительности ситуация ни разу не была по-настоящему критической, нельзя сказать, чтобы какие-то усилия совершались за рамками человеческих возможностей или что массовую гибель людей удалось отвратить в последний момент. Кроме случайной гибели одного из членов экипажа, ситуация не оказывалась по-настоящему катастрофической и неуправляемой. Однако за внешней простотой не стоит терять отлично организованную работу и крепкие нервы всех участников этих событий.
Если вспомнить, что лагерь на льду разбили после внезапной катастрофы корабля посреди полярной зимы в самом суровом уголке планеты, то остается только поражаться счастливому разрешению этой истории. Однако Шмидт, Воронин, Бабушкин, Кренкель и другие челюскинцы с первых трудностей до финальной эвакуации сохраняли самообладание и дисциплину. Множество потерпевших крушение экипажей самых разных стран и народов до и после «Челюскина» погибли не в силу объективного отсутствия выхода, а именно из-за паники, депрессии и неорганизованности — и тут было отчего впасть в панику. Однако команда «Челюскина» показала, что спокойное мужество, изобретательность и дисциплина могут спасти жизни даже в самых экстремальных условиях.
