Кто спас потаенные фрески Кремля

«Товарищ, вы все правильно говорите и про наследие проклятого царизма, и даже про опиум для народа», — в кабинете в центре Москвы беседовали молодой представитель революционной прессы и вполне интеллигентной наружности человек в костюме. Вид последнего был даже слегка неуместен для новой Советской России, словно выдавая чуждое классовое происхождение. И корреспондент уже начал расправлять плечи, ожидая от собеседника легкого согласия подписаться под любыми прореволюционными заявлениями. Даже было решил, что называется, «дожать» интеллигента — но поперхнулся заготовленной фразой, наткнувшись на взгляд этого «прохфессора». Будто налетел со всего маху на стену.

«Вот только забываете, что еще это и историческое наследие трудового народа. И призывы к его уничтожению попахивают не просто политической близорукостью — а прямо стремлением к растрате достояния республики в это непростое время. Я уж молчу про расходы на все предлагаемое, которые еще к общей сумме приплюсовать надобно. За такое ведь отвечать по всей строгости придется. Причем лично вам!»

В последних словах человека в костюме звучали такая неприкрытая угроза и уверенность, что все желание заклеймить и растоптать религиозные символы прямо в сердце новой Советской России — на башнях Кремля — у представителя революционного листка как ветром сдуло. Впрочем, и сам он ретировался, даже не откланявшись. 

Мужчина в костюме положил пенсне на стол и погрузился в размышления. Он понимал, что этот юноша пришел не сам по себе, и это пока даже не выигранный бой в той войне за историю, на которой он мог не только потерять все, но и утянуть за собой близких.

Ведь было что клеймить и топтать! На Спасской башне, прямо на самом виду, был образ Спаса Смоленского — изображение Христа в полный рост, перед которым на коленях стояли святые Сергий Радонежский и Варлаам Хутынский. Святые на нем молятся о сохранении Москвы от полчищ Махмет-Гирея. Тогда, многие века назад, крымские татары отступили от столицы без боя, и в честь этого чуда башня была украшена образами. Они почитались как чудотворные, сохранились в большом пожаре в Кремле в середине XVII века, и даже солдатам Наполеона не удалось завладеть их драгоценной ризой, а башня — бывшая Флоровская — навсегда стала Спасской. И вот теперь, в XX веке, история и мир могли утратить это произведение искусства.

Человек в костюме, к которому пришли для начала новой кампании против этих икон, был не единственным, кто решил сохранить наследие почти любой ценой. Его предшественникам чудом удалось сохранить фреску на Никольской башне. Там был написан Никола Можайский с городом в одной руке и мечом в другой. Во время штурма Кремля в 1917 году, который проходил как раз через Никольские ворота, в изображение святителя попало множество пуль и осколков. Повезло, что ни один из них не попал в сам лик Николы.

Годом позже фреску даже реставрировали, и мастера открыли первичные слои, датируемые аж концом XV или началом XVI века. Только это и защитило памятник истории. По настоянию множества уважаемых историков и реставраторов его решили даже защитить, и появилось распоряжение, по которому нужно было прикрыть фреску. Для чего получить из «разбираемых магазинов при бывшем Английском клубе одно зеркальное стекло 1.05х0.80 саж для установки в раму у фрески XV века над воротами Никольской башни Кремля».

Позже образ и вовсе закрыли транспарантом с надписью «Смерть вере — опиуму народа». А через день, во время очередного молебна, транспарант просто спал с образа. 

Такие инциденты не могли не раздражать многих — от коменданта Кремля, который получил по шапке за утерю бдительности, до чекистов, занятых по долгу службы борьбой с контрреволюцией. И вот начался новый виток борьбы, в которой каждая сторона по-своему видела будущее. 

Именно тогда по негласному соглашению историки и реставраторы стали весьма вольно и широко датировать памятники в материалах реставрационных мастерских. По сути, это был подлог и чистой воды афера, направленная на то, чтобы создать ощущение большей исторической ценности памятников, находившихся под угрозой. Так можно было получить хоть и шаткий, но аргумент в пользу того, что такие религиозные символы стоит сохранить как часть истории. 

Но все понимали, что если подлог вскроется, то последствия могут быть очень жесткими. Поначалу этого хватало, и казалось, что удастся просто как-то скрыть мозолившие глаза образы, и на этом все успокоится.

Но вот в газете «Рабочая Москва» №139 от 26 июля 1922 года вышла статья о надвратных изображениях на воротах Кремля. Текст заметки, несмотря на свою краткость, нес в себе суть отношения нового общества к памятникам: «На Спасских воротах Кремля висит икона. Нельзя ли убрать икону, чтобы глаза не мозолила, а на ее место повесить серп и молот. Будет приглядистей». Выписку из газеты подали коменданту Кремля, она была снабжена карандашной пометой: «тов. Петерсону для сведений».

На историков и реставраторов стали давить сильнее. В качестве уступки ряд изображений пришлось признать не имеющими ценности; также подчеркивалось уже произошедшее ранее удаление Казанской иконы с внутренней стороны Никольской башни. Это было вынужденное отступление, которое могло помочь сохранить хоть что-то. Борьба длилась несколько лет — люди ходили по тонкому льду.

В итоге к лету 1925 года защитников почти не осталось. Хозяйственные службы Кремля известили, что в ближайшее время приступят к ремонту стен и башен Кремля, — причем было отдельно отмечено желание удалить с башен иконы, кресты и прочие предметы культа. Вопрос поставили ребром, и казалось, что уже ничто не может отсрочить гибель памятников истории.

Но внезапно голос в защиту прозвучал с самого верха. Председатель Совнаркома СССР Алексей Рыков написал: «Мне кажется, что если эта живопись действительно старинная и потому имеет художественное и историческое значение, то было бы неправильным ее уничтожить. Лучше всего снять с этой старинной церковной живописи все позднейшие наслоения, излишние придатки культа, как ризы, лампады, киоты, и таким образом приблизить их внешний вид к обычной картине, покрыть обычным стеклом и сделать надпись…. Боюсь, что товарищ Жиделев обнаружит скорее больше революционного усердия, чем понимания и такта в этих вещах…»

Позиция большого руководителя, как оказалось, была продиктована не желанием защитить историю, а беспокойством за имидж Советской республики. Он открыто заявил, что вся эта история с уничтожением, несомненно, будет обсуждаться не только в кругах эмиграции, но и вообще среди археологов, историков искусств и ученых Западной Европы, и было бы невыгодно дать им действительный повод обвинять большевиков в вандализме.

Но даже это вмешательство лишь отсрочило неизбежное. И постепенно, где-то тихо, где-то официально, иконы стали уничтожаться. В 1929 году комендатура Кремля вновь подняла вопрос о снятии надвратных икон. И вот осенью собралась комиссия из представителей разных служб. После осмотра башен ими был составлен список оставшихся к тому моменту икон: на Никольских воротах с внешней стороны, на Троицких — с внутренней и на Спасских — с обеих сторон.

Последние защитники инициировали запросы на самый верх, однако их действенность была крайне невелика: было очевидно, что мнение научно-реставрационного сообщества уже не играло никакой роли для власти. Вопрос о снятии фресок был решен.

И вот тут происходит еще один поворот в истории. Когда и на самом верху не осталось покровителей, когда нет уже и самих историков и реставраторов, готовых защищать фрески Кремля, возникает загадочная записка:

В сектор науки НКП поступили сведения, что тов. Петерсоном (комендантом Кремля) отдано распоряжение замазать имеющиеся фрески 15 века на Никольских и Спасских воротах. Так как эти фрески имеют музейное значение и являются валютной ценностью, сектор науки просит вас приостановить распоряжение тов. Петерсона, чтобы в кратчайший срок снять таковые и спасти от порчи.

Последнее найденное упоминание надвратных изображений в архивных материалах того периода содержится в архитектурном паспорте на стены и башни Кремля 1931 года, где указано, что «фрески над воротами Спасскими, Никольскими и Троицкими закрыты в 1930 году штукатуркой через сетку».

Дальше ни в одном документе нет упоминаний о существовании живописи либо икон над проездными башнями. Как нет и ни одного документа, который пролил бы свет на то, кто мог повлиять на такую фигуру, как комендант Кремля. Итоги этой попытки спасти реликвии стали известны уже в наше время, когда обе фрески были раскрыты из-под слоя штукатурки в 2010 году, во время реставрационных работ.

Вероятно, навсегда останется тайной имя того историка или реставратора, который смог найти способ скрыть фрески, формально выполнив волю властей и в то же время сохранив для потомков кремлевские реликвии. Вместо того чтобы демонтировать и уничтожить образы, их тайно законсервировали по всем канонам. И спустя почти 80 лет другие реставраторы, не найдя следов как будто растворившихся икон, проведут зондаж киотов — и с удивлением обнаружат хорошо сохранившиеся образы. Которые, оказывается, и не думали растворяться, а терпеливо ждали своего часа, чтобы снова занять законное место над самой главной площадью страны.