Странноприимный дом

9 фактов о жизни в Москве

Если московский парк, то…

• Нескучный сад.

Если станция метро, то…

• «Маяковская».

Если время года в Москве, то…

• Весна.

Если район, то…

• Грузины.

Если способ передвижения, то…

• Велосипед.

Если фильм о Москве, то…

• «Июльский дождь» Хуциева.

Если завтрак в Москве, то…

• «Овсянки» на «Рассвете» (на фабрике «Рассвет»).

Ели бар, то…

• PIPNDROP на Тульской.

Если московское слово, то...

• «Рюмочная». Современные московские рюмочные — это продолжение традиции места, где формируется и проводит время, с одной стороны, богема, с другой стороны — простой люд. Это и тот самый московский эклектизм, и странноприимный дом.

— Помните свое первое впечатление от Москвы?

Это было в 2005 году. После 11-го класса я поступил в Казани на инженера-строителя и приехал в Москву поступать на заочное отделение Литературного института имени Горького, на отделение поэзии. Я писал стихи, это была важная часть моей жизни на тот момент. Тогда я провел прекрасный месяц в Москве, целыми днями ходил по городу, изучал его, знакомился с искусством. С тех пор я посетил практически все крупнейшие галереи мира, кроме Прадо в Мадриде, и ни один музей не произвел на меня такого впечатления, как галерея импрессионистов в Пушкинском (галерея искусства Западной Европы и Америки XIX–XX веков. — Прим. ред.). И Новая Третьяковка, где выставлены русские авангардисты. И Музей кино, который тогда еще располагался в киноцентре на Красной Пресне. Я ходил туда каждый день, как Жан-Люк Годар — в синематеку. Очень классное было время.

— Какие фильмы из тех, что вы тогда посмотрели, запали вам в душу?

«Мне 20 лет» Марлена Хуциева. Когда я его впервые увидел в Музее кино, мне было 17, и я хуциевских героев воспринимал как образец для подражания в воспитании чувств. Когда мне было 20, я договорился с одним казанским кинотеатром (кинотеатр «Мир». — Прим. ред.), собрал друзей и показывал им на большом экране «Мне 20 лет», настолько этот фильм меня впечатлил.

— А если говорить про город?

Если говорить про город, то тогда он показался мне (и ощущения мои не меняются) очень спонтанным, хаотичным, эклектичным, таким бешеным. Но это как раз мне нравилось, поскольку мне было 17 и во мне было много энергии. Я чувствовал свое совпадение, эмпатию с ритмом Москвы.

— Когда пришло понимание, что вы останетесь?

Я переехал в Москву в 2011 году, потому что поступил в магистратуру ВШЭ, на кафедру публичной политики. До этого в Казани я окончил 5-й курс, одновременно с этим окончил курсы экскурсоводов, и тут же меня забрали в армию. Когда к нам приезжали генералы, я водил для них экскурсии по Казани. И для солдат тоже. Плюс занимался такой культуртрегерской деятельностью: организовывал концерты, вечеринки, фестивали, выставки…

— Почему ваша  Москва — именно глазами инженера (авторский экскурсионный проект Айрата «Москва глазами инженера». — Прим. ред.)? 

Я долго искал то, о чем хотел бы говорить с людьми. Понимал, что мне хочется какой-то специфики, какой-то ниши, не хочется повторений. И тут я вспомнил, что учился еще и на инженера-строителя, можно как-то эти компетенции реализовывать. Решил, что буду делать экскурсии и лекции про историю инженерного искусства. Я же инженер — будет Москва глазами инженера. И то, что изначально было названием цикла лекций, стало названием целой компании.

— Каким сегодня должен быть гид, чтобы быть профессионалом?

Москвичи уже привыкли к иммерсии, интеракции со всех сторон. Поэтому важно, чтобы экскурсовод с людьми общался в формате диалога: живо, интересно, ярко, как сегодня это делают другие медиа — телевидение и интернет. 

Экскурсовод сегодня должен быть исследователем. Не просто давать переработанную информацию, а высказывать свое экспертное мнение по вопросу. Мы живем в перенасыщенном информационном поле, и, конечно, гид сегодня — проводник в море данных. Плох тот проводник, который замыкает коммуникацию на себя. В идеале он не только рассказчик, но и коуч, который учит людей глубже понимать город, тоньше его чувствовать, критически анализировать и вообще лучше работать с информацией.

— Опишите москвичей. Они какие? 

Прожив здесь 10 лет почти, я не могу составить портрет москвича. Москва — это Вавилон, тут 15 миллионов человек, все очень разные. Самый лучший портрет Москвы в этом смысле написала Марина Цветаева в 1910-х годах: «Москва! Какой огромный странноприимный дом! Всяк на Руси — бездомный. Мы все к тебе придем». Москва — это модель России, и даже всего Советского Союза, и даже стран Варшавского договора, да даже и всего мира. 

— Если сравнивать с другими городами-Вавилонами, Москва отличается? 

Есть какие-то вещи, которые делают Москву непохожей на Париж, но похожей на Нью-Йорк. Эта характерная московская эклектичность, парадоксальность, когда у тебя соседствуют друг с другом несовместимые совершенно вещи. Послепожарный особняк начала XIX века с мезонином соседствует со стеклянным бизнес-центром, как, например, на Делегатской улице. Что-то модное, хипстерское соседствует с консервативным, дурацким и уже нелепым. Эта контрастность — она в Нью-Йорке точно такая же, во всех тех же смыслах. 

— Есть ли симпатичные вам особенности?

Да вот эта самая эклектичность мне вполне нравится, как историку, наверное. Город можно рассматривать как палимпсест (древняя рукопись на пергаменте, написанная по смытому или соскобленному тексту. — Прим. ред.): приходит новое поколение, зачастую стирает созданное предками, но это стирание по-своему неизбежно, о нем невозможно сожалеть. Потому что если бы Сталин не уничтожил Москву купеческую, не сложилась бы Москва сталинская, если бы Собянин не стал уничтожать Москву лужковскую местами, не сложилась бы Москва собянинская и так далее. Этот эклектизм мне симпатичен как историку, совершенно не коробит глаз. Я считаю, это главная фишка Москвы, и эта фишка мне симпатична.

— Кого из москвичей (из разных эпох) вы считаете московскими героями?

Вопрос вроде бы подразумевает каких-то политических деятелей… Казалось бы, сложно обойтись без Ивана III, который сделал Москву центром и так далее, но не очень хочется называть политиков.

Если говорить о главных людях, создавших московскую культуру, то надо будет назвать, как это ни банально, Владимира Гиляровского, автора книги «Москва и москвичи», который был «тусовщиком» своего времени.

Книга написана в 1935 году и очень ангажирована по отношению к дореволюционной эпохе, там надо все эти ужасы царской Москвы, которые он описывает, делить на пять. Но степень его погруженности в материал, степень формирования им дореволюционного контекста, через журналистику, фельетоны и людей, с которыми он общался, — это дорогого стоит. Здорово, что Музей Москвы создал центр Гиляровского, фигура действительно очень значимая. 

Еще Михаил Афанасьевич Булгаков. Это такой москвич, который очень много осмыслял Москву. И не только в «Мастере и Маргарите», но и в фельетонах. Он сотрудничал в «Гудке», был журналистом, был частью интеллигентской тусовки и внимательно наблюдал за Москвой. Он в значительной степени сформировал московский культурный код и московский текст. 

Без Федора Шехтеля не обойдется, потому что он создал самые яркие здания Москвы эпохи модерна. Его общение с Рябушинскими, строительство для Саввы Морозова… Где это видано, чтобы один человек строил для всех богатейших людей России, еще и в Москве?! Сегодня такое если и происходит с кем-то, как с Ланфранко Чирилло, то все-таки незаметно. А тогда это было всем известное явление московской жизни.

Матвей Казаков еще, во многом создавший образ допожарной Москвы, погибший вместе с Москвой в 1812 году. По преданию, узнав весть о том, что Москва горит, не выдержал удара. Легендарная история, я думаю, очень мощный был московский герой. 

— Место силы есть какое-то ваше личное?

Да, конечно. Я очень люблю тот район, в котором сейчас живу. Грузины, Тишинка, а по другую сторону Тверской от меня Миусы, а за Миусами там уже Сущевка. Когда устаю, я наливаю себе в термокружку чай и гуляю по этим улицам, переулкам, и это мне помогает подзарядиться энергией. Я иду до собора Непорочного Зачатия Девы Марии от своего дома — это на Малой Грузинской, сажусь на скамейку, разглядываю фасад, пью чай. Потом дохожу до усадьбы Щукина, в которой Зоологический музей, там прекрасный старый двор; первое здание этого музея, которое построил Борис Фрейденберг, — совершенно сказочный русский теремок. Дальше Волков переулок, усадьба почетного гражданина Мельникова, Зоологическая улица и окрестности.

— Что раздражает в московской жизни?

В пробки я не попадаю, поскольку на машине не езжу. Цены, ну что поделаешь… Я сам бизнесмен и всегда вхожу в положение бизнеса. Да и вообще, стараюсь вырабатывать философский подход к жизни, избегать разочарований и сожалений. Все супер. Мне не нравятся только две вещи: косность людей и коррумпированность властей. К счастью, не все люди косные. 

— Что вы еще хотели бы реализовать в Москве? Мечты, планы?

Очень важно развивать профессию экскурсовода в целом, в том числе из коммерческих соображений. На вопрос «Как вы проводите свое свободное время?» только очень маленький процент горожан ответят, что они ходят на экскурсии. Ничтожно маленький. Наша задача — сделать так, чтобы это был статистически распространенный ответ, стоящий на одном уровне с «пойду в кино» или «пойду в театр». С этим не справится одна «Москва глазами инженера», с этим справятся только индустрия, рынок, среда, тусовка.

Нужно эту среду формировать: нужны школы, где талантливых ребят будут учить не только проводить экскурсии, но и маркетингу, развитию личного бренда, бизнес-стратегиям, коммуникациям. У меня в этом месяце запустилась очередная школа гидов, где часть занятий проходит онлайн, часть — офлайн. Есть онлайн-мастерская для людей из других городов. Это долгоиграющая история, которая выстрелит, может быть, уже лет через 5, 10, 20 и будет на руку всей индустрии.