Капитал

Не пандемия, так ядерная война

Одной из главных тем ушедшего лета стал крах цивилизации из-за экономического роста, который почти 50 лет назад предсказали ученые из Массачусетского технологического института (MIT). Новое исследование подтвердило: все идет по плану. Человечество ждет нехватка ресурсов, экологические катастрофы и упадок обществ. «Московские новости» поговорили с главой Национального исследовательского института мировой экономики и международных отношений имени Е. М. Примакова (ИМЭМО) РАН, академиком Александром Дынкиным и выяснили, стоит ли доверять таким прогнозам, чего не учли ученые и чего на самом деле стоит бояться в ближайшие 20 лет.

В июле 2021 года директор и ведущий аналитик KPMG (одной из крупнейших бухгалтерских компаний в мире) Гайя Херрингтон решила проверить прогнозы, сделанные учеными MIT 50 лет назад — в 1972 году в отчете «Пределы роста». В своем отчете она подтвердила, что сценарий, намеченный в MIT, сбывается, причем по озвученному графику.

Эксперт заявила: индустриальная цивилизация как раз находится на пути к краху, который ее ждет в 21 веке.

Херрингтон пришла к выводу, что нынешний быстрый экономический рост скоро закончится спадом, — причем в ближайшее десятилетие, а в 2040 году велики шансы социального коллапса.

Мы решили выяснить у академика Александра Дынкина, насколько опасения Херрингтон оправданы — каковы шансы, что прогноз 50-летней давности действительно сбудется.    

Александр Дынкин. Фото: Владимир Смирнов/ТАСС

«МН»: Александр Александрович, достигла ли мировая экономика своего максимума в плане роста?

Александр Дынкин: Дать точный прогноз на полвека вперед невозможно. Что в MIT в 1972 году могли знать о цифровой или гиг-экономике? Мир тогда был другим. В основе современной экономики лежит не товарное производство, а сфера услуг. Материальное производство и потребление уступают место нематериальному. Источниками роста становятся возобновляемые интеллектуальные, креативные ресурсы и альтернативная энергетика. Изменился образ жизни и предпочтения: полвека назад главное было много зарабатывать, чтобы купить дом, машину. Теперь приоритеты изменились. На первое место вышла забота о себе: индивидуализированное потребление цифрового контента, инвестиции в собственные ресурсы, в том числе образование, в здоровый образ жизни. Квартиру, машину можно и арендовать. В 1972 году такое и представить было сложно, что фетиш материального потребления уйдет в прошлое. 

«МН»:  То есть прогнозы – дело неблагодарное и бессмысленное?

Александр Дынкин: На столь отдаленную перспективу – да. Нельзя угадать будущее. Но, по понятным причинам, авторы таких полувековых прогнозов редко несут за них ответственность. Прогнозы нужны и важны, когда речь идет о будущем через 10 – 20 лет. Они позволяют видеть риски.

Например, на таком горизонте я вижу три основных риска: пандемия, изменения климата и угроза ядерной войны.

«МН»:  Почему 20 лет?

Александр Дынкин: Во-первых, потому, что 20 лет – срок активной жизни одного поколения. Во-вторых, на таком горизонте можно предвидеть наиболее важные тренды современности с приемлемой вероятностью. Хотя бы потому, что многие экономические прогнозы базируются на демографических данных. Так поступили и в MIT в 1972 году. Вот только демографические тренды хорошо просматриваются на 20 лет вперед, а не на полстолетия. Например сейчас уже понятна численность рабочей силы в 2041 году: трудовые ресурсы того времени уже родились. Имея демографический прогноз ООН, можно перемножить численность рабочей силы на инерционный прогнозный показатель производительности труда и получить прогноз по ВВП. 

Фото: Andy Wong, AP/TASS

«МН»:  Возможно ли, что прогноз-1972 оправдался в отношении мира финансов? Недаром американский ученый-экономист Роберт Шиллер, получивший Нобелевскую премию, назвал финансовые «пузыри», провоцирующие кризисы, «квазипирамидами». Речь идет о риске обрушения всей системы...

Александр Дынкин: Хорошо бы поинтересоваться у Шиллера, перевел ли он свои долларовые сбережения в юани? Про отрыв мира финансов от сектора реальной экономики говорят давно, но эпидемии, локальные войны и финансовые кризисы – переживаемые беды, потому что во время них спрос на товары и услуги не исчезает, а иногда даже и растет. В 1972 году вряд ли кто мог предположить, что в 2020-х в качестве финансовых активов будут выступать сами права доступа к ресурсам – от сырья и энергии до биомассы и информации.

Да, крах доллара способен перевернуть существующую финансовую систему, но его нет, а есть кризис.

Если уж говорить о крахе, то в отношении процесса глобализации – он налицо. И последствия его еще не до конца просчитаны. Как и последствия появления криптовалют, о которых в 1972 году никто и не слышал. Авторы «Пределов роста» брали в расчет известные им риски и процессы. Например просчитывали колебания спроса на энергоресурсы. И ошиблись, причем серьезно. 

Фото: Pete Maclaine/ZUMAPRESS/Globallookpress

«МН»:  В чем именно?

Александр Дынкин: Они предположили, что спрос на минеральное сырье к 2030 году сократится, из-за того что запасы ресурсов будут исчерпаны — в частности нефти. Оказалось, что нефтяной пик связан не с дефицитом предложения, а с замедлением потребления. Нефти полно, весь вопрос, по какой цене? Налицо и замещение одного энергоносителя другим: это объективный процесс, обусловленный ростом эффективности одного из источников — именно так в свое время нефть вытеснила уголь, а сегодня ее теснит газ.

А вот «зеленые разговоры», то есть борьба за массовое внедрение экологически чистых источников энергии, на мой взгляд, чистой воды политика, правда, очень мощная. Из-за нее мир проглядел начало пандемии: в документах Международного экономического форума в Давосе в январе 2020 года, на котором состоялось громкое выступление Греты Тунберг, риск пандемии поставили лишь на 10 место. Тогда как на первых трех позициях оказались неэффективность мер по борьбе с изменением климата, оружие массового уничтожения и утрата биоразнообразия.

Фото: Jens Büttner/dpa/Globallookpress

«МН»:  В чем причины «зеленой» политики?

Александр Дынкин: В желании создать новое пространство для экономического роста: в сектор альтернативной энергетики активно «закачивают» госбюджеты и людские ресурсы. При этом реальный КПД ветряной и солнечной энергии не так важны, хотя после того как во время блэкаута в Техасе этой зимой в том числе замерзли все солнечные батареи и без света остались почти 4 млн человек, стала очевидна неэффективность «зеленого» источника энергии для этой местности. Даже губернатор штата Грег Эбботт заявил, что «зеленый курс станет смертельной сделкой для США» и что ископаемое топливо необходимо.

Уже понятно, что возобновляемые источники энергии дороги, прерывисты, непредсказуемы и зависят от погоды, а стало быть, несовершенны.

Согласно прогнозу Мировой энергетической ассоциации, к 2050 году многие из таких технологий даже не выйдут за рамки «пилотов», поскольку для их реализации нужны крайне дорогие редкоземельные металлы. Но разве это важно, если «зеленая» энергетика, о которой, кстати, и речи не было в 1972 году, может стать одним из способов выхода из кризиса либерального капитализма?

«МН»:  Не об остановке ли в росте экономики, предсказанной MIT, идет речь?

Александр Дынкин: Нет, в докладе 1972 года предполагается сокращение темпов роста ВВП, тогда как кризис либерализма это другая история. Речь идет о том, что происходит разворот от либеральных ценностей свободного рынка к социал-демократическим принципам регулируемой рыночной экономики. Пандемия акцентировала регуляторную роль государств. Идет, как говорили в эпоху создания «Пределов роста», соревнование двух моделей экономики. Только на этот раз не двух противоположных: централизованно планируемой советской и либеральной американской, а рыночных — американской и китайской. Свободный рынок США быстрее и жестче отрегулирует новую реальность — ту самую «постнормальность». Высокая безработица позволит создать новые рабочие места и новый потребительский спрос там, где будут расти сегменты цифровой экономики, включая онлайн-платформы и сферу искусственного интеллекта. Социал-демократическая модель КНР будет стараться сглаживать обостряющиеся противоречия на рынке труда, не допуская тотальной безработицы и роста неравенства. Такое противостояние в 1972-м никто не мог просчитать. Кроме того, 25 лет назад Китай не входил даже в десятку лидеров мировой экономики.

Фото: WU HONG/EPA/TASS

«МН»:  Есть мнение, что противостояние США – Китай усиливает нынешний кризис, поскольку другие страны ждут, кто же одержит верх?

Александр Дынкин: Никто никого не ждет. Прогноз по росту ВВП Китая в этом году – 8,5 %. По прогнозу ИМЭМО РАН 2016 года, к 2035-му структура мировой экономики изменится. Развивающиеся страны будут расти темпами, которые будут почти вдвое выше, чем у развитых стран. Плюс не забывайте о последствиях пандемии: какие-то отрасли пострадали так сильно, что не скоро оправятся. Например, международный туризм, по данным UNWTO, упал на 70%, а по данным ИКАО, на 60% сократился общий объем авиаперевозок, а какие-то, напротив, выросли невиданными темпами (на 14% увеличился российский рынок ИT).

Что же до соперничества КНР и США, то согласно тому же прогнозу ИМЭМО, уже через 9 – 10 лет Китай может стать «номер один» по ВВП уже реальному обменному курсу.

США будут до последнего цепляться за технологическое лидерство. И это приведет к новой биполярности.

Предыдущая (СССР – США) была менее жесткой и более симметричной. СССР мог сравниться с США по стратегической мощи и по размерам экономики, а Китай – пока только по последнему параметру. Если КНР сохранит современные темпы наращивания ракетно-ядерного потенциала, то к 2030 г. может догнать современные уровни России и США. 

Мир становится более прагматичным: направления частных инвестиций определяет рыночный потенциал, но не всегда большая политика. Американские гиганты Goldman Sachs и Morgan Stanley активно заходят на китайский рынок, также, как и BlackRock и JPMorgan. В 1972 году такую realpolitik и вообразить было сложно. 

«МН»:  А что еще недоучли в MIT?

Александр Дынкин: Процесс размывания среднего класса. Сегодня идет заметное расслоение в обществе: в Силиконовой долине средний уровень зарплат – 200 тысяч долларов в год, вообще доля тех, кто получает от миллиона долларов в год и выше, выросла за пандемию до 25%. Скачок в технологическом развитии и торможение глобализации привели к разрыву в уровне образования и, как следствие, – к разрыву в доходах (иногда в сотни раз), росту неравенства и вымыванию среднего класса. 

Мир стоит на пороге масштабной реструктуризации рынка труда из-за массового применения искусственного интеллекта: многие профессии уйдут в прошлое, появятся новые специальности. В ближайшие 20 лет человек начнет в большей степени сам отвечать за свое образование, здоровье, поведение, семью, улицу и город, где он живет, не рассчитывая на помощь государства. Из 1972-го такого было не увидеть...

Фото: Virginia Mayo/AP/TASS

«МН»:  И все же кризис 2020-х налицо, значит, в чем-то исследователи MIT не ошиблись?

Александр Дынкин: Что называется, совпало. Хотя в ЕС больше озабочены тем, чтобы удержать достигнутый уровень и качество жизни. Ученые из MIT предрекали иной кризис, связанный с ростом численности населения планеты и нехваткой ресурсов. Мы же сейчас имеем другую картину – крах модели либерализации и глобализации, кризис доллара, пандемию и рецессию небывалого масштаба. Но мир уже выбирается из этой ямы: внутри нынешнего кризиса есть зерна кардинальных трансформаций общества и экономики. 

Например, стало очевидно, что работа из дома на треть эффективнее и в 2 раза дешевле, чем в офисе. По всем прогнозам, по окончании карантина свыше трети рабочих мест останутся на «удаленном доступе». И уже одно это будет иметь массу последствий – от технологических (распространение сетей 5G, интернета вещей) до социальных. Старый социальный контракт, основанный на том, что каждое следующее поколение становилось благополучнее родителей, «сломался» еще после кризиса 2008 года. В наиболее яркой форме это проявилось в США. Фрустрация черного населения, как наиболее уязвимого к Covid-19, привела к радикализму BLM, среди лидеров которых много марксистов. Налицо раскол общества и поляризация элит. Через пару десятков лет население Африки будет больше современного населения Китая. Климатические изменения (опустынивание) начнут выталкивать этих людей, скорее всего, в Европу. И удастся ли на таком фоне сдержать распространение ядерного оружия? Поиск ответов на эти и другие вопросы – предмет исследований в большинстве стран мира.

Копировать ссылкуСкопировано