«Маньяк» — фильм не слишком приятный. Главный персонаж, убивая в ночном Лос-Анджелесе красивых девушек, снимает с них скальпы (извините за натуралистическую подробность), чтобы водрузить их окровавленные волосы на головы прекрасных манекенш — он реставрирует женские манекены из отдельных частей-заготовок (за что его однажды в фильме называют Франкенштейном), содержит магазин по их продаже и обитает в их мертвом обществе, компенсируя некие детские травмы.
Есть, однако, ряд обстоятельств, заставляющих отнестись к «Маньяку» с особым вниманием. 1. Это ремейк одного из тех фильмов ужасов, которые считаются классическими – «Маньяка» 1980 года режиссера Уильяма Люстига. 2. Премьера состоялась в прошлом году не где-нибудь, а на кинофестивале № 1 в Канне (специальный ночной показ). 3. Маньяка сыграл не кто-нибудь, а актер с одним из самых положительных имиджей в современном кино Элайджа Вуд, недавний хоббит Фродо Беггинс из «Властелина колец». Правда, он уже как-то изображал психопата в «Городе грехов» - но там психопат был наполовину нарисованным и только поначалу был похож на Вуда. 4. Фильм снят способом, который на Западе именуют аббревиатурой POV — Point of View. Субъективной камерой. Это когда все происходящее мы видим словно бы глазами главного персонажа, а самого его — собственно Элайджу Вуда — только в отражениях: на лезвии ножа, в зеркалах, ночных окнах, стеклах автомобиля.
Невольно вспоминаешь, насколько провинциальным оставалось в отдельных частностях наше — да, во многом замечательное! — советское кино. Про одного из наших великих операторов недавно вспоминали, что он мечтал снять фильм, в котором героя не было бы видно. С высоты человеческого роста — как бы его взглядом. Жаль, говорили вспоминавшие, что задумку осуществить не удалось. А на Западе этот операторский прием давно известен. Просто у нас об этом не ведали — из-за железного занавеса — и пытались изобрести велосипед. Теперь вот субъективную камеру использовали в ужастике. Потому-то Канн, а следом и другие кинофестивали ухватились за «Маньяка»: кажется, еще не было фильма ужасов, в котором история рассказывалась бы целиком с точки зрения убийцы. Кинофестивали восприняли фильм как попытку соединить хоррор и арт-хаус.
Наконец, к фильму привлекает фигура его идеолога. Это не режиссер «Маньяка» Франк Халфун. Это соавтор сценария и сопродюсер фильма 34-летний француз Александр Ажа, постановщик таких картин как «Кровавая жатва», «У холмов есть глаза», «Зеркала», Пираньи 3D», считающийся одним из основных теоретиков современного жанра ужасов. Мы поговорили с ним перед российским прокатом «Маньяка».
— Как вам удалось завлечь на роль нового Джека Потрошителя Элайджу Вуда с его невинным выражением лица и предельно позитивным имиджем?
— Да, у Элайджи позитивный имидж и он вообще хороший человек. Но, не сочтите меня извращенцем, я убежден, что персонаж фильма, хотя он и психопат, тоже отчасти хороший человек (тут я не могу удержаться от нервного смешка. — Ю. Г.). Где-то внутри его таятся человеческие чувства. Он страшится одиночества. Он совершает отвратительные поступки, но и сам жертва этого мира. В чем-то он близок персонажу Энтони Перкинса из «Психо» Хичкока. Для меня всегда интересно исследовать темные стороны в душах людей, считающихся нормальными. В душе всякого из нас есть темная сторона. Но в той же мере мне интересны человеческие проявления тех, кто выглядит монстром, злодеем. Мы сняли «Маньяка» субъективной камерой, с точки зрения убийцы, а не жертвы (хотя во всех своих прежних картинах я сочувствовал исключительно жертве), чтобы попытаться понять: может ли такой персонаж победить зло внутри себя, преодолеть свое сумасшествие – или он обречен остаться тем, кем стал?
— Вас относят к членам Splat Pack — новой волне режиссеров, сценаристов, продюсеров из разных стран, делающих особенно жесткие и жестокие фильмы. Среди других представителей Splat Pack такие известные любителям ужастиков персоны, как англичанин Нил Маршалл, американцы Эли Рот и Роб Зомби. Splat Pack создал свой проработанный киноманифест наподобие «Догмы-95»? Или к этому киносоюзу вообще не стоит относиться всерьез?
— Начну с того, что этот союз создали не мы, а журналисты. Мы не собираемся и ничего вместе не решаем. Никакой коллективный манифест типа «Догмы» не сочиняли и не подписывали. Я вообще лично не знаком с большинством из тех, кого приписывают к Splat Pack. Но правда в том, что все мы — представители, можно считать, одного кинопоколения. И лет десять назад каждый из нас по отдельности пришел к одному и тому же выводу: с экранов исчезли по-настоящему пугающие фильмы. Пора вернуть на экраны страх. Так что действительно можно говорить о новой волне экстремальных, радикальных хорроров, которая возникла в 2000-е годы. Правда, почти везде эти фильмы получают рейтинг «дети до 17-18 не допускаются». Некоторые сцены приходится вырезать. Но выручают DVD, на которых наши фильмы выходят в полных авторских версиях.
— Я согласен, что фильмы ужасов должны быть страшными. Ведь одно из их призваний — напоминать людям о смерти. Как напоминали классические голландские натюрморты. Это очень важно, особенно в условиях благополучных обществ. Наверное, вы негативно отнеслись к той попытке революции в жанре хоррора, которую предприняли в середине 90-х мэтр Уэс Крейвен, создатель «Кошмара на улице Вязов», и сценарист Кевин Уильямсон? В фильмах серии «Крик» они стали обыгрывать классические ужастики, внесли в жанр иронию, пытаясь с ее помощью преодолеть его штампы.
— «Крики» сами по себе замечательны. Но именно они чуть не убили жанр. Мои первые фильмы «Кровавая жатва» и «У холмов есть глаза» были прямым ответом Крейвену — Крейвену 90-х, а не 70-х. Но все повторяется. И я уверен, что спустя какое-то время кому-то покажется, что жестокие хорроры 2000-х тоже породили свои штампы и он сделает очередной вариант «Криков», наполненный новой иронией.
— Последний, но важный вопрос, учитывая жанр, в котором вы работаете. Политики в разных странах регулярно обвиняют кино в том, что оно провоцирует насилие. Пытаются усилить киноцензуру. По-вашему, есть связь между жестокостью экранной — и реальной?
— Это серьезный вопрос. Я полюбил фильмы ужасов и впервые посмотрел многие из них, когда мне было восемь-десять лет. Но это не помешало мне стать человеком предельно неконфликтным и неагрессивным. Мне не кажется, что кино, литература или какие-то иные виды искусства способны порождать преступников. Их порождает общество. Обвинять во всех бедах социума кинематографистов — путь слишком легкий. Более того, я полагаю, что многие потенциальные садисты выплескивают на экран во время просмотров хорроров или крутых боевиков накопившуюся в них негативную энергию, и не творят потом тех злодейств, какие могли бы совершить. Но при этом я абсолютный сторонник системы цензурных ограничений. Только она должна быть четкой: этот фильм – для людей старше 12-ти, этот — только для тех, кому больше 16-ти. А не как в Америке, где система рейтингов размыта: если подросток придет один — его не пустят. А с кем-то из родителей — пожалуйста. И 10-летний пацан смотрит фильм, в котором насилуют женщину, что, конечно, может травмировать психику. Я готов к тому, что «Маньяк» получит рейтинг «для детей старше 16-ти»…
— …в России у него «старше 18-ти».
— Ну что же поделать.
Эти странные русские
Также в прокате: «Мёбиус» — европейский шпионский триллер, пытающийся соответствовать новым политическим реалиям
Еще одна новинка дня — шпионская драма «Мёбиус» француза Эрика Рошана (производство студии Люка Бессона) — уже успела удостоиться в одной из газет даже не разгромной рецензии, а фельетона. Но мне смотреть ее было интересно. Когда еще увидишь картину, где на одном пятачке сталкиваются Тим Рот, моднейший после «Артиста» Жан Дюжарден, популярная Сесиль Де Франс, еще одна не последняя франко-бельгийская актриса Эмили Дюкенн, а также наши Алексей Горбунов, Владимир Меньшов, Дмитрий Назаров и Максим Виторган, причем Дюжарден и Рот тоже изображают русских, а персонаж Виторгана (это шутка такая?) носит фамилию Собчак, которая для него теперь и впрямь не чужая.
Когда еще увидишь фильм, в котором герои регулярно переходят с французского на английский, а с него — на русский? Экономическая абракадабра (важную роль в фильме играют банкирские игры) — та действительно утомляет, особенно поначалу. Возникает ощущение, что актеры не вполне понимают суть терминов, которые произносят. Но можно понять стремление авторов создать не просто шпионский триллер, а актуальный.
В нем банки используют лазейки, появившиеся в ходе нынешнего экономического кризиса. В нем ЦРУ и ФСБ (почему не Служба внешней разведки? А потому, что в кино всегда ЦРУ против КГБ) затевают взаимные интриги иного уровня — не те, что во времена Холодной войны. Действуют двойные агенты — и распознаешь их (а тем более их реальные цели) далеко не сходу. В нем новый директор ФСБ собирает компромат на банкира, который и пробил для него высокий пост (в итоге банкир — Тим Рот — просит политического убежища в Великобритании, и становится очевидным, что хотя действие развивается сейчас, создатели фильма отчасти вдохновлялись историей Бориса Березовского). В нем этот банкир тоже не идеален — при этом фильм содержит короткое, но резкое и вполне здравое высказывание о российских верхах.
Любопытно даже то, что экономико-политические козни оборачиваются в финале мелодрамой. А фильм выходит на тему, которая стала главной во всех лучших шпионских драмах последних лет («Тайные агенты», «Ложное искушение», «Шпион, выйди вон!»): что агенты — самые разнесчастные из людей, себе не принадлежат, верить никому не могут и любить не имеют права.
В адрес фильма раздался упрек, что русские используют много мата. Но и это меня не смущает. Боюсь (интересно, какого мнения вы?), они его и правда используют. Особенно забавна матерная перепалка между банкиром и его верным охранником — Алексеем Горбуновым. Тим Рот пусть с акцентом, но старательно выговаривает всем нам с детства знакомые слова. Ну а Горбунов – тот уж в этом эпизоде выложился по полной.
Интересно, останется ли этот диалог в прокатном варианте фильма? Мне-то удалось посмотреть оригинал.