Главная героиня фильма, шестнадцатилетняя Инна, живет в небольшом провинциальном городе с отцом и младшим братом. Здесь давно орудует серийный маньяк, убивающий девочек-подростков. Его жертвами становятся в том числе подруга Инны и дочь местного священника. Убийцей оказывается отец Инны, одержимый идеей «очищения» города от зла и скверны. Создатели картины очень бережно исследуют темы веры и безверия, любви и мщения, преступления и прощения. Без сентиментальности и высокопарных деклараций, без стремления привести зрителя в ужас кровавой драмой. Они просто рассказывают человеческую историю, в которой неизменно пересекаются судьбы и правды самых разных людей. «Дочь» — фильм трепетный, нежный и предельно честный по отношению к жизни.
— Визуально фильм почти лишен признаков времени. У меня сложилось впечатление, что подобный сюжет был бы возможен и двадцать, и пятьдесят лет назад. Для вас эта история актуальная или скорее универсальная?
Наталья Назарова: История в большей степени вневременная. Пожалуй, священник — единственный герой, который формально приближает ее к нашим дням — в советское время священников было не так много. Меня правда многие люди спрашивали: а что, это несовременная история? Их удивляло, что в городе, где мы снимали, совершенно нет рекламы. А в Касимове ее действительно нет. Мы не убирали никаких вывесок, ничего не декорировали. У нас и денег-то на это не было.
Александр Касаткин: Для нас, искушенных городских, возможно, история выглядит немного ретроспективной. Но все, что мы видим в кадре, — это реальное пространство в 300 км от Москвы. Лошадь, которая возит продукты со склада в детский дом, люди на велосипедах — все это реальная жизнь. Там процентов восемьдесят жителей передвигаются по городу на велосипедах.
Наталья Назарова: Да, бабушки, женщины — все на великах. К сожалению, у нас не получилось снять все, что хотели, — как, например, в 8 часов утра на улицах появляется целая армия велосипедистов.
Александр Касаткин: Конечно, мы изначально имели в виду притчевость истории. В то же время она попала в такое универсальное пространство, которое своей фактурой эту притчевость визуально усилило.
— Как вы выбирали место для съемок? Было некое представление о том, каким оно должно быть, и вы искали соответствующее пространство — или вы отталкивались от фактуры Касимова?
Наталья Назарова: Сначала была картина в голове, а потом появилось реальное пространство, и они соединились. Но, конечно, место тоже диктует какие-то вещи, и мы, естественно, под него подстраивались.
— В сценарии использованы какие-то документальные факты из биографий серийных убийц?
Наталья Назарова: Строгой документальности в сценарии нет. Есть детские впечатления от услышанных историй и некоторые факты. Все остальное — домысливание, игра воображения.
Наш фильм еще о пути к Богу
Александр Касаткин: Просто реальные истории стали багажом предлагаемых обстоятельств. Ведь в кино мы видим верхушку айсберга. Это квинтэссенция множества мелких человеческих историй, рассказов.
— Одна из центральных линий в фильме — отношения героев с Богом. Почему вы решили затронуть эту тему?
Наталья Назарова: Наверное, потому что мне это очень интересно самой. Я в этом живу. И вообще, все самые важные отношения у человека — с Богом. В том числе и конфликты, потому что с Богом человек конфликтует постоянно. Для меня это самое интересное — как Бог ставит человека в ситуацию невозможного выбора и как человек совершает этот выбор.
Наталья Назарова
Окончила актерский факультет ГИТИСа. Снималась в кино. Автор сценариев фильмов «Дура» (2004), «Слушая тишину» (2006), «Русалка» (2007, с Анной Меликян), «Внук космонавта» (2007), «Компенсация» (2010) «Мой парень — ангел» (2011). В 2012 году фильм «Измена» в постановке Кирилла Серебренникова стал участником конкурсной программы МКФ в Венеции. «Дочь» — режиссерский дебют. Преподает актерское мастерство в РАТИ (ГИТИС)
Александр Касаткин
Окончил режиссерское отделение ВКСР (мастерская Александра Митты). Работал вторым режиссером на картинах «Летний дождь», «Здравствуй, столица!», «Ночной продавец». В 2006 году дебютировал фильмом «Слушая тишину». Режиссер нескольких телесериалов, в частности «Участковая» (2009), «Индус» (2010). В 2010 году принял участие в проекте «Москва, я люблю тебя» (новелла «Mosco, ti amo»).
Александр Касаткин: Наш фильм еще о пути к Богу. В картине несколько систем — священника; больного человека, который считает, что убивая девочек-подростков, он тоже совершает добро, спасает их от «грязи»; следователя, который мстит за убитую сестру и тоже уверен в собственной правоте. Но в конечном итоге все это соотносится с той нерушимой, истинной верой, носителем которой является священник.
— Несмотря на актерское образование, Владимир Мишуков, сыгравший роль священника, прежде всего известен как успешный фотограф и давно нигде не снимался. Как он попал в вашу картину?
Наталья Назарова: Это наша с Сашей любимая история. Мы очень долго искали актера на роль священника. Несмотря на то, что Володя мой близкий друг и однокурсник, эта мысль не сразу пришла мне в голову, потому что прототипом священника был совсем другой человек, другого типажа — высокий, черноволосый, очень энергичный. Те актеры, которых нам подбирали кастинг-директора, были по-своему хороши. Но чего-то не хватало. А нам очень хотелось уйти от образа такого всепонимающего батюшки. Нужен был человек с очень яркой индивидуальностью, пожалуй, даже страстный. Совершающий ошибки, обостренно чувствующий жизнь. В какой-то момент я увидела в YouTube Володино интервью, которое у него взяли на выходе из зала суда во время процесса над Ходорковским. Он, как всегда, страстно что-то говорил. Я показала интервью Саше. Он увидел — и загорелся: «Давай вызовем». Я позвонила Володе, и он совершенно неожиданно согласился. Пришел — и сразу покорил Сашу. Володя вообще фантастически обаятельный человек. Масштабная личность. И еще немаловажно, что у него четверо детей, из них один ребенок с синдромом Дауна. Володя его очень любит — и в интервью на телевидении и радио всегда рассказывает, как нужно относиться к этим людям.
Александр Касаткин: Да, все то время, что мы отсматривали людей на роль священника, нам не хватало этой глубины, ясности, честности — и понимания того, что такое вера. Собственно, того, о чем его роль. Володя со своей системой мировосприятия стал таким фрагментом пазла, который точно встал в эту ячейку.
Наталья Назарова: Можно я еще добавлю? Мы с Сашей так любим Володю, что можем о нем бесконечно говорить. У него фантастическое лицо. Очень киногеничное. Лиц такой глубины и выразительности у нас в кино не было со времен Солоницына и Кайдановского.
Александр Касаткин: И он настолько честно и глубоко в это погрузился, что в первый съемочный день, когда в облачении стоял около храма, к нему подошла женщина за благословением.
Мы перед съемками взяли благословение. Мне кажется, нам это во многом помогло, прежде всего сохранить мир и творческую радость
— Наталья, для вас этот фильм стал режиссерским дебютом. Что он вам дал?
Наталья Назарова: Очень много. Не знаю, доведется ли мне дальше снимать — надеюсь, что да. Во-первых, я своими руками пощупала, как все создается. Я сейчас даже писать по-другому стала, потому что вдруг поняла непреходящую ценность действия на экране и выразительность простых вещей. Конечно, я о них знала раньше — но не чувствовала. Для меня это очень важно.
— Почему вы решили снимать фильм вместе? Как вам вместе работалось?
Наталья Назарова: Я давно собиралась запускаться как режиссер. У меня хорошие отношения со многими продюсерами. Они мне все говорили: «Напиши что-нибудь дешевое, мы тебя запустим». Я написала — недорогой, с моей точки зрения, сценарий. Принесла. Это было еще до кризиса. Им очень понравилось. Но что-то не сложилось. А потом грянул кризис — продюсеры предложили выкупить у меня сценарий, чтобы отдать другому режиссеру. Но я не согласилась, все-таки решила оставить для себя. Сценарий лежал у меня года два. Время от времени я закидывала удочки, но понятно, что никто меня в такое время запускать не стал бы. А Саша как раз мучился без сценария. Обратился ко мне. И я решилась: думаю, отдам ему снимать, он точно не испортит.
Александр Касаткин: А я что? Я подвинусь на стуле. Предложил снимать вместе.
Наталья Назарова: У нас, между прочим, уникальный тандем — не муж и жена, не любовники, а просто друзья, которые вместе снимают фильм. Когда мы пришли к продюсеру, Светлане Кучмаевой, она первым делом спросила: «А вы не поругаетесь?» И вообще все, кому мы сообщали, что собираемся работать вместе, говорили, что мы обязательно поругаемся. И мы решили: не поругаемся. Зачем? Ну, это просто неконструктивно. И потом, мы во многом похожи — во взглядах на мир, в ценностях…
Александр Касаткин: … психофизике, восприятии. И даже спор для нас — этого своего рода проверка идей друг друга на прочность.
Наталья Назарова: Да, так было с финалом. Мы очень долго спорили о том, каким он должен быть. Каждый день обсуждали, оттачивали аргументы за одну или другую версию…
Александр Касаткин: … в итоге пришли к решению, в котором заложены и моя, и Наташина позиции: финал остается открытым. Мы ставим многоточие, а не точку.
Наталья Назарова: А еще мы перед съемками взяли благословение. Мне кажется, нам это во многом помогло, прежде всего сохранить мир и творческую радость. И с погодой нам везло — оператор сказал, что никогда раньше не участвовал в проектах с такой идеальной погодой.
Александр Касаткин: Да, действительно, когда нужен был туман — был туман, когда должны были снимать сцены ясным днем — светило солнце. Просто удивительно.
Очень важно захватить эмоционально. А чтобы это сделать — если не брать в расчет аттракцион, шоу — нужно быть абсолютно правдивым
— В фильме прекрасная операторская работа Андрея Найденова. Насколько я знаю, на съемках вы почти не использовали искусственный свет?
Александр Касаткин: Да, его было очень мало. На улице мы им, естественно, не пользовались. В интерьерах — редко. Мы снимали в октябре, когда световой день уже короткий, и уже темно, а у нас в плане дневная сцена. Вообще вся картина выдержана максимально естественно: минимум света и грима, никаких декораций. Никакой игры, а проживание предлагаемых обстоятельств.
— Кстати, расскажите о своем методе работы с актерами.
Александр Касаткин: У нас был мощный козырь — три главные роли играли актеры из мастерской Евгения Каменьковича в ГИТИСе, где Наташа — педагог по актерскому мастерству. Нам было важно, что ребята сыгранные, они приучены маститыми педагогами к работе на партнера. Собственно, роль Инны, дочери серийного убийцы, Наташа писала под одну из своих учениц, Машу Смольникову. Что касается работы в кадре, мы с Наташей одинаково видим и понимаем этот процесс. Мы оба не приемлем, когда начинается игра.
Наталья Назарова: Мы добивались того, что мы называем «сливочным маслом». Есть актерский маргарин: вроде все нормально, вкусно, но что-то не то, элемент лицедейства все равно присутствует. А мы добивались именно проживания. Ребята этому обучены — но в то же время они играли в театре, и поэтому, оказавшись на съемочной площадке, первые три дня не понимали, чего мы от них хотим.
Александр Касаткин: Они даже ревели иногда.
Наталья Назарова: Маша мне все говорила, что ничего не чувствует. И я ей объясняла, что этот ее «ноль» — как раз те чувства, которые должны быть в кино. А еще наши ребята обучены импровизировать. В мастерской Евгения Каменьковича и Дмитрия Крымова, где они учились, все педагоги это любят. Мы с Сашей решили провести эксперимент — попросили их импровизировать в некоторых сценах на съемочной площадке. Благодаря этому выловили несколько очень хороших вещей. Хотя из-за этого на озвучке пришлось трудно, конечно.
Александр Касаткин: Эти нюансы, которые возникают туманным утром на пристани в Касимове, невозможно повторить в студии, как вы ни старайтесь. Подсознание не обманешь, какие-то вещи, естественно, потерялись. А кино как раз и создается из таких обертонов, из того, что говорится между слов. Или вообще не произносится. Мы бились за оригинальную, чистовую фонограмму, но, к сожалению, не все удалось сохранить.
— В продолжение темы кино, которое максимально приближено к жизни. Почему, на ваш взгляд, в России сейчас впервые появился зрительский интерес к документальному кинематографу?
Наталья Назарова: Думаю, это связано с тем, что у людей сегодня много информации о мире. Есть YouTube, home video, поэтому уровень понимания правды в людях повышается. И часто их уже не устраивает та «выхолощенная» правда, которая подается в художественном кино. Они требует иного уровня правды. Отсюда интерес к документальному кино. Поэтому и люди, которые снимают художественное кино, пытаются дрейфовать в сторону документального, чтобы зрители не отвернулись, почувствовав ложь, игру.
Александр Касаткин: Ведь очень важно захватить эмоционально. А чтобы это сделать — если не брать в расчет аттракцион, шоу — нужно быть абсолютно правдивым. Как только проскочила фальшь, мы сразу теряем доверие и вовлеченность зрителя.
Наталья Назарова: Сейчас мы наблюдаем процесс смешивания жанров. Ведь документально кино тоже дрейфует в сторону художественного. Взять хотя бы реконструкции — по сути, это художественный прием.
Александр Касаткин: Интерес к документалистике также вызван глобальным кризисом формульной драматургии, мейнстрима — когда зритель наперед знает, что случится с героями. Чтобы удивить в жанре шоу, нужно устроить немыслимые спецэффекты. А интересно заглянуть, скажем, на кухню ресторана, где мы с вами сидим. Например работают ли там гастарбайтеры? Чем они живут? Что за личные, любовные истории у каждого из них? И рассказ этот должен быть очень искренним и откровенным.
Редакция «Московских новостей» благодарит киноклуб «Фитиль» за помощь в проведении интервью и фотосъемки.